Проблески

Петровский путь заглох внезапно

И сузился до пары строк:

Зачем рубить окно на Запад,

Когда открыто на Восток?

Подоплёка пророка.

Ильин день и его обряды.

Чем дальше “по пути прогресса” уходим мы от природы, чем больше отгораживаемся от неё городами, бетонными домами, экранами телевизоров, стандартами технологии, масс-культуры и поведения, тем сильнее жажда прильнуть ко всё более глубоким истокам мировоззрения и культуры. Поэтому ныне резко возросло число научных работ о дохристианском прошлом славян и интерес народа к нему. Новые открытия археологии, этнографии, лингвистики, сравнительной мифологии и др. опровергли созданную диктатом церковного летописания и идеологии схему о невесть откуда появившемся в IX вв.«диком наднепровском славянине”[1], который был окультурен принятием христианства и возникновением государства. Однако для большинства и доныне являются истиной эти столетней дряхлости идеи. Пусть эта заметочка о некоторых индоевропейских чертах славянизированного Ильи-пророка будет мостком через эту пропасть между научной и массовой картиной нашей древней истории.

По ветхозаветным легендам, апокрифам, надписям по иконам, позднейшим лубочным картинкам Илья-пророк. предстаёт могучим седым старцем с грозными очами, разъезжающим по небу в грохочущей огненной колеснице, запряжённой четыремя конями или даже драконами, с четыремя огненными стрелами в руках.

«“Карающая рука его сыплет с надзвёздной высоты огненные каменные стрелы, поражая испуганные сонмы бесов и преступивших закон Божий сынов человеческих. Куда ни появится этот грозный старик, он всюду несёт с собой огонь, ужас, смерть и разрушение. Его непреклонное сердце не смягчат ни вопли, ни стоны поражённых, и взор его грозных очей не остановится на зрелищах земных несчастий. Совершив правосудие неба, он, как бурный вихрь, мчится на своей сверкающей колеснице всё дальше и дальше, и по могучим плечам его только рассыпаются седые кудри да по ветру развивается белая серебристая борода”[2]

Этот образ весьма расходится с расхожим представлением о милосердных христианских святых и пророках. Под ним смутно угадывается как на записанной древней иконе иные черты и сюжеты. Некоторые из них мы и попытаемся выявить из последующих наслоений.

Несмотря на огромное число упоминаний Ильи в фольклоре, особых обрядов и обрядных произведений, свойственных только Ильину дню не известно. Исследователи отмечали, что если в таких произведениях имя Ильи-пророка убрать или заменить другим, содержание от этого не изменится[3]. Во многих случаях с именем Ильи-пророка связывают деяния других божественных существ — св. Георгия, св. Власия (Велеса), Купалы. Кое-где его наделили биографией Ильи Муромца: он сидел сиднем 33 года, получил божественную силу, столь огромную, что землю мог бы перевернуть, чего сам бог испугался, и силушку ему поубавил. Такая переменчивость образа Ильи может указывать, что у него был некий божественный предшественник, которому было тесно в ветхозаветной легенде о взятом на небо в огненной колеснице пророке.

По свидетельству грека Прокопия (VI в.)“славяне признавали одного только властителя этой вселенной, одного бога, творца молний”.

В договорах Игоря и Святослава с греками обе стороны клянутся своими главными богами:

«Да имеем мы клятву от Бога, в него же веруем, в Перуна и в Волоса, скотья бога”[4], а нарушитель договора «“да будет клят от Бога и от Перуна”[5]. Гельмольд в “Славянской хронике” (XII в.) прямо называет верховным божеством славян Перуна. По Густынской летописи XVI в. Перун (Перкунас) — «“старейший бог, создан наподобие человече, ему же в руках бяше камень многоценный, аки огнь; ему же... огнь неугасающий с дубового древия непрестанно паляху”.

Во времена появления славян под этим именем в письменных источниках, Перун был у них царём богов и покровителем воинской княжеской дружины. С другой стороны, Перун не особенно первенствует среди других славянских богов — ни числом его упоминаний в произведениях народного творчества, ни в сохранившихся обрядах. Впрочем, противоречия здесь нет. Первое: Перун был покровителем не всех славян, а лишь полян. Второе: на Руси (как и в Индии) издавна выше почитали святого и блаженного, чем властителя и военного./p>

Если не сам Перун, то его официальный культ, по верному замечанию Е.В. Аничкова, появился почти одновременно с рождением Киевского государства[6]. Идол Перуна«“древяна”, “глава сребряна, а ус злат”, был поставлен Владимиром«“вне двора теремного” главным среди других шести незадолго до принятия им христианства, а уже через 8 лет князь приказал привязать низвергнутого Перуна к хвосту коня и волочить его с горы в Днепр[7]. А в Новгород пришёл «“архиепископ Аким, и требища разори, и Перуна посече и повеле воврещи его в Волхов. И повязавши ужи, влечахут и по калу, бьюще жезлием и пихающе, и в то время вшел бе в Перуна бес и нача кричати: “о горе! горе мне! достался немилостивым сим рукам.” И когда сбросили его в Волхов, он, проплывая под великим мостом, поднял палицу свою и погрозил новгородцам. И будто бы после этого проклятья часто стали сходиться новгородцы на мосту и биться смертным боем.

« “Свято место пусто не бывает”, и Перуна заместил Илья-пророк, а в Перыни близ Новгорода возвели монастырь на месте капища Перуна, раскопаннного отечественными археологами в 50-х гг. XX в. Перун был предан забвению, но будто по его проклятию мы сшибаемся при каждой смене власти или идеологии и просто по глупости.

Бог-громовержец — непременный герой любой мало-мальски развитой религии, но особенно значимый в индоевропейской мифологии. Как громовник и освободитель вод, Перун-Илья — близкий родственник, причём не обязательно младший, ведийскому богу грозы и царю богов Индре, сокрушившего своей палицей-ваджрой “перворождённого из драконов” Вритру, преградившему течение вод. Т.к. “Илья грозы держит” и является хозяином дождя, а также этимологически признана связь Перуна с ведийским божеством грозы и дождя Парджаньей, Перун-Илья может быть просто ещё одной ипостасью того же царя богов. Недоказуемо, но чуется не только звуковая, но и какая-то смысловая связь Перуна (Пороуна в древнерусском написании) с фараономи Египта.

Восточные славяне считали бога-громовника и открывателем подземных вод — “огненный” Перун метал кремни и кремницы и от удара его огненных стрел или копыт его коня появлялись криницы и от из каменных гор выбегают быстрые незамерзающие даже в стужу родники и реки — “гремячие” или “святые”. Как Зевс имел эпитет “погонятеля облаков, так и Илья-Перун также повелевал облаками. Верили, что до Ильи облака ходят по ветру, а после него — против ветра.

Есть мнение, что день почитания этого грозного-грозового божества падал на 20 июля/2 августа, потому что уже почти созревший урожай могла спалить гроза или побить ливень с градом, частым в это время. Всё так, но время летних гроз продолжается не один день. Грозы сопутствуют и отмечающимся незадолго до Ильи дням Огненной Марии (15-18/28-31 июля). Почему же для праздника Перуна выбрана именно эта дата?

Точками отсчёта древнего календаря были зимние и летние солнцевороты и весенние и осенние равноденствия. Перунов день, вероятно, был 40-м днём после летнего солнцеворота.

День этот (2 августа н.ст.) на глиняном календарном сосуде IV в. из с. Ромашки под Киевом отмечен “громовым знаком” — колесом (иногда шестигранным) с шестью спицами, изображавшимся вплоть до нач. XX в. на деревяных народных календарях, вышивках, прялках, над крыльцами и окнами русских изб (это ещё можно увидеть и сейчас). Молнии назывались перунами (бел. пярунами, польск. piorun). Посвящённый Перуну день недели — четверг, как и у римского громовержца Юпитера и индийского Брихаспати — жреца богов, звёздным знаком которых была планета Юпитер. И знаменитая поговорка«“после дождичка в четверг”, означающая неопределённое обещание, некогда без всякой иронии говорила о благоприятном времени.

У славян как и у многих других народов существовало почитание камней-белемнитов и первобытных кремнёвых орудий, считавшихся “перуновыми” или “громовыми стрелами” или “молотками (в христианстве — “чёртовыми пальцами” и “богомерзкими вещами”), которыми по поверьям он поражал всякую нечисть и которые бережно хранились как святыня или как оберег от молний или как целебный амулет. ”

Деревом Перуна (у прибалтов — Перкуна) был дуб. Почитался восьмилепестковый цветок перуника (касатик, ирис). И не без причины. Кажется, ласковое обращение “касатик “является отголоском тех времён, когда славянский воин, как и древний арий, носил косичку (оселёдцы, чубы у запорожцев и казаков).

Не единственная, но одна из важнейших и ещё мало используемая составляющая образов богов и сюжетов преданий о них — звёздные картины. У Ильина дня не столь богатая звёздная подоплёка, как у русалий, Купалы, Коляды, но она есть. Прежде всего — сам Перун. Во многих языках понятия “бог” и “небо” обозначались одним словом: греческое teos, санскритское dyaus, китайское tyen и т.д. В рукописи XV в. на вопрос “Колико есть небес?” следует ответ«“Перун есть мног”. В русской “Александрии” словом Перун (Пороун) переведено греч. Dioz[8], а болгарская песня описывает Илью

“с ясным солнцем на челе

С месяцем на горле

С дробными звёздами на теле[9]

Главные предметы Ильи — колесница и палица. Следуя греческой традиции (а греки — ещё более ранней индоевропейской) в виде воина (или охотника) с палицей представлялось одно из красивейших созвездий — Орион. Рисунок созвездия Орион за многие тысячелетия почти не изменился, и далёкие наши предки видели его таким же, как и мы. Борец за независимость Индии и учёный Тилак в XIX в. в своей работе “Орион” на основе содержащихся в Ригведе астрономических сведений относил сложение её гимнов ариями и, следовательно, образ главного бога в них — Индры к VI-IV тыс. до н.э.

Часть созвездия Тельца индийцы представляли Колесницей, русские — Телегой, Коло. В некоторых областях Орион назывался Стариковой палицей или тросточкой и Кичигами (Цепами). Итак, сам громовержец и его главные атрибуты имеют соответствия в звёздных названиях небесной области близ Ориона и небесной реки — Млечного пути.

Во многих местах существует представление, что после Ильина дня купаться нельзя, хотя, вода, напротив, прогревается к этому времени. Объяснения мало чего объясняющие: «“Илья в воду налья” (укр.) или «“лось омакивает свои рога”,“на Ильин день олень копыто обмочил”,“олень в воду нассал”.

Связь Перуна с оленем давно была подмечена исследователями. Однако астрономические данные, насколько известно, при этом не привлекались. На звёздном небе многие народы поселили оленей: верхняя часть Ориона и часть Гиад у индийцев, бушменов, Три оленя (Пояс Ориона) у североамериканских индейцев, казахов, алтайцев... Да и у китайцев, которые видели в Орионе корзину, название его произносилось “лань”, что наталкивает на мысль, что осмысление созвездия ланью было так давно, что уходит за долгую историю Поднебесной.

Есть космогонические образы оленя-тура (ср. латинское название созвездия Быка taurus)[10] и у русских. Например, Лось  (Б. Медведица) — волшебный “олень-золотые рога” в сказке или в песне:

“Ой был я у Дуная на бережке...

пил олень воду, а сам взыграл...

 

ой на правом бедре млад светел месяц,

 

ой на левом бедре красное солнышко,

ой насупротив оленя заря утренняя,

 

«ой по оленю частые звёзды”[11].

Интересно, что в индуизме два имени воплощений Вишну, сменившего главного ведийского бога Индру, Рама и Кришна, имеют также значения “олень”. При переводе Махабхараты академик Б.Л. Смирнов использовал древнерусские образцы для передачи прозвищ индийских богов и героев (например, “тур-Бхарата”).

Существовало предание, что раньше к этому дню прибегал к людям олень, которого закалывали в жертву. Но однажды люди его не дождались и закололи быка, после чего олени больше не приходили. У каждого древнего обряда и сказания есть основания и несколько смысловых слоёв — астральный, социальный, биологический, семантический... Вот объяснение “по звёздам”: в ходе прецессии точка восхода солнца над созвездием Ориона (Олень) переместилась в созвездие Тельца (Быка). Социальный смысл: замена оленя быком олицетворяла переход людей от охоты — главного способа хозяйства — к скотоводству и разведению домашних животных. Памятью о тех древних временах был устраивавшийся в Ильин день в некоторых местах России “быкобой” — закалыванье быка на общинное угощение.

Остатки охотничего культа Перуна как покровителя охоты и лесных зверей — название ильинской недели “звериной”. Считали, что в этот день открываются волчьи норы, и весь зверь, и гады ходят на воле. Медведь нападает на скот, который поэтому не выгоняли на пастбища. В этот день открывали охоту на волков, что тоже приурочено к звёздным: явлениям: Волчья (Пёсья) звезда — Сириус образует с Орионом устойчивые мифологические сочетания в преданиях многих народов (Индра и его собака Сарама у ведийских ариев, охотники Орион и Актеон у греков...)

В культе громовника участвовал и баран.

“Илья — бараний рог”, “бык — Миколе, а баран — Илье”, “на пророка Илью баранью голову на стол”. На баранах разъезжал скандинавский громовержец Тор. Индру в гимнах Ригведы сравнивают с бараном-вожаком. А в индийских сказаниях рассказывается, что когда этот невоздержанный бог сохальничал с Ахальей, женой мудреца и был оскоплён его проклятием, природа стала чахнуть, и богам пришлось приставить Индре яички барана. Ср. присловье из той же народной игры “олень”: «“стоит олень, сутул, горбат, на перёд поклят”.

Во многих местах России довольно долго сохранялись остатки языческих, то есть народных обрядов. В Калужской губ. ещё в XIX в. приводили к церкви молодого барашка, которого потом закалывали на общинное угощение.[12].

Такая череда священных (символических) или жертвенных животных громовника – олень – бык – баран — соответствует перемещению точки восхода солнца за тысячелетия по созвездиям: Орион (Олень) — Телец (Бык) — Овен (Баран). Ряд можно и продолжить: в XX в. лопари считали Илью покровителем рыбной ловли (Рыбы).

Хотя 2 августа в средней полосе России дни ещё жаркие, но становятся заметно короче, а ночи длинней, холодней и темней.

«Пётр и Павел час убавил, а Илья-пророк два уволок”. “После Ильина дня в поле сива коня не увидишь”. Всё чаще льют дожди.

“До Ильи поп дождя не умолит, а после Ильи баба фартуком нагонит”.

Ильин день “лето кончает — жито зачинает”.“Илья — последняя девичья гульня”,ибо на юго-западе России этого дня начиналась жатва, а в Сибири — сенокос. В сам Ильин день работать запрещалось. Если заставали кого-либо едущим за снопами, на такого трудягу набрасывались односельчане и снимали с лошади хомут, который пропивался всем обществом в кабаке. Допускалась в этот день, только работа с пчёлами: подчищение ульев, перегонка пчёл, первое подрезание сотов. Корысти от этого было немного, более того — её избегали и даже чужой залетевший рой отгоняли. Несомненно, такое бескорыстие — память о жертвах громовнику мёдом. Подтверждает это и записанное шутливое сказание о споре двух мужиков — что следует приносить Илье “под свято” (т.е. в жертву) — овец или продукты пчеловодства. Бурмистр, к которому они пришли с подношениями, рассудил их спор мудро:

«“так как у меня с обоих взято, то пусть и будет от овцы свято, и от пчелы свято”.

Так как “грозный” бог был воплощением силы, к нему обращались с “мольбами” о дожде, урожае, здоровье. В заговорах и заклинаниях обращались к Илье для защиты и невредимости в бою. Ставили на ворота чаши с овсом и рожью. Так как этот день был днем проявления небесной силы, её хотели как бы запасти. Ильинским дождём умывались, перекувыркивались во время первого грома в этот день, “чтобы поясница не болела”. Именно к этому дню старались высушить и сметать сено в стога, чтобы здесь была “сладимая яства в цветах для скотинки” Устраивали постели из новой соломы, приговаривая “ильинская соломка, деревенская перинка”. Со старых дубов, которые были деревьями Перуна, близ которых вытекали ключи, сдирали кору, вымачивали в этих ключах, а потом носили на груди против зубной боли.

Пророка Илью представляли старцем с бородой, и когда прервалась преемственность мировоззрения, по этому признаку перенесли на него некоторые действия почитания его противника — Волоса. Один из древнейших сельско-хозяйственных обрядов — “завивание бороды или оставление колосьев “Волосу на бородку” стали выполнять чаще на Илью. Связав в пучок несколько несжатых колосьев, пригинали их к земле и клали под бородку кусок хлеба с приговором

«“Вот тебе, Илья, борода — на лето уроди нам ржи и овса” или

«“Вот тебе, Илья, соломенная борода, а на будущий год уроди нам хлеба города.”[13]

В этот день было принято печь«“зажиночный хлеб из муки нового урожая. Каравай клали на праздничный стол, разрезали его и оделяли всех присутствующих, начиная с самого старшего по возрасту — “батюшки-пахаря”.

На Ильин день были приметы (которые ныне не работают из-за отставания юлианского календаря от солнечного). . Если с утра облачно, сев должен быть ранним, а урожай будет хорошим. Если облачно в полдень — средний сев и урожай, а если вечером — поздний сев и плохой урожай[14]. Во Владимирской и Костромской губерниях считали, что “до ильина дня сено сметать — пуд мёда в него накласть, после ильина — пуд навозу”. Если на Илью сильный дождь, рожь нужно сеять позже. Также будет неурожай на орехи”.

Какими бы бессмысленными, суеверными и примитивными не казались современному прагматику древние обряды, они были отражением единой Истины и содержали в себе её маленькую дольку. За столетия до опытов Ломоносова с Рихтером, Франклина с небесным электричеством на Ильин день существовал запрет стоять под одиноким деревом. Был также обычай в грозу выбрасывать на двор лопату, ухват, клюку, сковородник. Народ знал, что железные вещи притягивают молнию. Если же шёл град, приговаривали:

«“Ухват, отторгни град, клюка, отторгни град, сковородник-отворотник, отвороти град”[15].

 

«“И гроза не для всякого грозна”. Привыкли принимать человека прошлого за запуганного силами природы дикаря, отказывая ему в чувстве прекрасного и умении восхищаться даже грозными явлениями природы. Перуна в белорусском народном творчестве восхваляли в щедривках, колядках, волчебных и жнивных песнях, а также в заговорах. В народе гроза почиталась «“божьей милостью и божьим милосердием”[16], тогда как в христианском мировоззрении считалось гневом божьим и божьим наказанием. Широко были распространены поверия и рассказы, что убитые громом очищаются от грехов и попадают в “царство небесное”. Причём смерть от удара молнии считалась благой для мужчин (ибо мужчина и громовержец — воители), тогда как для женщин же — апоплексический удар (инсульт).

Очистительное и оздоровляющее действие грозы чувствовали и тогда, когда слыхом не слыхивали о разрядке электростатического напряжения, озонировании воздуха и воды, насыщении воздуха ионами и фитонцидами и пр. от разрядов молний.

Как легко дышится после грозы! Как далеко видится! И ясно видны простые истины.

Нет мира без человека. Всё вокруг «“исполнено высоких соответствий”. Боги ведут себя так, как их мыслят люди. Человек участвует в прошлом своим восприятием его.


[1] Выражение историка церкви М.Н. Никольского.

[2]. Нечистая, неведомая и крестная сила. Соч. С.В. Максимова. Спб, 1903.— С.480.

[3]. Макашина Т.С. Ильин день и Илья-пророк в народных представлениях и фольклоре восточных славян// Обряды и обрядовый фольклор. М., 1982. — С.98.

[4] ПСРЛ, т.1, М..1962. — С.74.

[5]. ПСРЛ, т.1 М.,1962.с. 53. Связь Перуна с Ильёй невольно подтвердили и переписчики летописи: в этом месте оказалась позднейшая вставка о церкви св. Ильи.

[6] Аничков Е.В. Язычество и Древняя Русь. Спб, 1914. — С .162.

[7] [7] Повесть временных лет, М.-Л.,1950.— С.404.

[8] Истрин В.М. Александрия русских хронографов. Исследование и текст. М, 1883. — Т.2. С.114.

[9] . Фаминицын А.С. Божества древних славян. Спб, 1995.— С 129.

[10] Иванов Вяч.Вс., Топоров В. Н. Славянские языковые моделирующие семиотические системы: древний период. М, 1965. — С.131.

[11], Бернштам Т.А. Следы архаических ритуалов и культов в молодёжных играх “ящер” и “олень”// Фольклор и этнография. М., 1990. — С. 32.

[12]. Фольклор и этнография. М., 1990. С.33.

[13]. Обряды и обрядовый фольклор. М., 1982. — С.90.

[14].Нечистая, неведомая и крестная сила. Соч. С.В. Максимова Спб, 1903.— С. 487.

[15] Болонев Ф.Ф. Народный календарь семейских Забайкалья (вторая половина XIX — нач. XX вв.) Новосибирск, 1978. — С .92.

[16] Афанасьев А. Н. Поэтические воззрения славян на природу т.1 М, 1994. — С. 267.