ЗА СВЕТОМ
Оглавление
Человек очнулся. Поздним звёздным вечером, когда не думая о вечности, люди скучным весельем заполняют сосуд своего досуга или уже стелят постели. Очнулся от духоты: мир стал меньше, но больше — тело, дом и вещи. И ввалилось в дом Недовольство. худое и оборванное, и потащило за руку к двери. И вылезла из-под тёплого одеяла Привычка с сотнями присосок на липком теле. и прилипла к столу, постели и книгам, и оплела человека. Так что еле отскрёб он её.
И вышел на площадь, откуда начинались все дороги. Площадь кишела карликами, как мурашами муравейник в солнечный день.
– "Как ты велик!" — запищали карлики.
– "Неужто здесь я весь? Здесь только обломок меня! Обрубок меня! Огрызок меня!"
– "Нет-нет-нет! — частили карлики — это ты целиком в нашем времени под нашим небом".
– "Но мне приходится пригибать голову под вашим небом!".
Никак из одиночества не вырвусь.
К счастливым в грустной зависти завяз,
в надежде, как в одежде я на вырост,
и вам смешон, и избегаю вас.
Меня жалеют и добра желают,
суют советы, словно нищете,
меня в свои идеи одевают
друзья не те и женщины не те.
И кажется, что каждый мой знакомый
со мной весьма поверхностно знаком,
меня он судит по своим законам,
где я — как заключённый под замком.
Убогие — в любимчиках у Бога.
А на плацу и форма всем к лицу.
Опять копить копейки на дорогу,
ведущую в конце концов к концу?
Море голов, гул голосов и людовороты вокруг ораторов.
С амвона проповедует один: "Всё в руках Божьих! И все несчастья людские — что люди страх Божий забыли! В гордыне творцами себя возомнили! Смиритесь, умерьтесь, умалитесь!”
Кричит с бочки другой: "Незачем смотреть на небо! Ваш мир — земля!
Если ещё не заволокло бельмами ваши глаза, и не заросли волосом ваши уши, и есть сила в руках — спасите человечество! Вставайте в наши ряды! Уничтожим царство лжи и несправедливости! Ради правды, счастья, свободы, равенства возьмём власть в свои руки!»
С подстилки мягко вещает другой: "Чтобы вытащить из трясины оступившегося, надо самому стоять на твёрдой земле. Но есть ли у людей опора?
Мир — мираж. Одна в другую перетекают формы, то, что считают настоящим — уже прошло, и нет двух воспринимающих одинаково одно и то же.
Говорят: "мир спасёт слово правды". Но у каждого свой мир и своя правда. Как же сговориться всем об одной?
Я учу вас быть счастливыми. Каждое неосуществлённое желание — тоска. Не желай! Каждое приобретение грозит потерей. Не приобретай!
Счастье — миг, когда достигшему ничего не хочется. Значит, когда ничего не хочется — это счастье.
Человек всегда недоволен настоящей жизнью. А раз так, может он желает смерти?
Жизнь — страдание. Не живи!"
Человек пожал плечами и стал выбираться из толпы.
Стоит на перепутье Сиян-камень. И от того камня отходят три дороги: счастье, польза и долг. Но сверху видно, где они сходятся.
Все люди — искатели счастья. Идя по жизни, вглядываются в каждый предмет и каждое чувство: "не это ли счастье?" Все ищут счастья — кто на земле, кто на небе, кто в жизни, кто — в смерти, кто — в судьбе, кто — в себе.
Как цветок к свету, человек тянется к счастью и без него чахнет. Но многие принимают за солнце свет ночника, или пламя пожара, или болотные огоньки.
Сказано: "человек создан для счастья, как птица для полёта". И курица — птица, да давно разучилась летать.
Ради счастья любят и убивают, строят и разрушают, делают несчастными себя и других.
Счастливый ягнёнок отделился от стада ради сочной травки. Несчастный волк страдал от голода, и вскоре, счастливый, тащил в зубах несчастного ягнёнка. Несчастный пастух взял ружьё и потом, счастливый, щеголял в волчьей шапке назло несчастному завистнику.
Так говорит сегодня счастливец: "я молод, красив, богат — и счастлив!" Бедняжка! не видит, что счастье его временно, словно капля воды на раскалённой сковородке.
Пора цветения не вечна. Как снег на прекрасном цветке седина. Как сморщенная падалица — лицо бывшего красавца. В чужих сундуках — его деньги. И собственные роскошные похороны не приносят удовлетворения.
Чтобы купить припасов в дорогу, зашёл человек на рынок. И схватил его за руку торговец. "Стой, дорогой! Купи птицу! Она будет петь в доме твоём! Отдам почти даром даже с клеткой!
И отвечал человек: "Скучна песня в клетке. Да и недолго мне сидеть дома. Купил бы птицу — выпустить на волю. Но эта слишком привыкла к клетке и боится распахнутой дверцы в небо.
Жили-были соловей и кенар.
У обоих был прекрасный тенор.
Оба — воробьиного размера,
но цветной один, другой же — серый.
Разный рацион: личинки, мошки
иль в кормушке семечки да крошки.
Оба так самозабвенно пели!
Выводили рулады и трели.
Но один — с черёмуховой ветки,
а другой — из клетки.
Для многих самое лучшее место в мире — рынок.
Такая толкотня вокруг прилавков, словно продаётся бессмертие.
И всё на этом рынке имеет цену — песня, любовь и знание. И вещи научились притворяться духовными ценностями. Телевизор даёт иллюзию расширения кругозора. Музыкальный центр превращает Моцарта или Рахманинова в аккомпанемент обеда. Люди покупают библиотеки, чтобы их не читать.
Для многих мир — это рынок. Пытаются сбыть залежалое зло и получить взамен добротное добро.
Единственными владельцами истины объявляют себя. Не для того ли, чтобы устанавливать цены и наживаться на продаже?
У каждого свои весы, и эти весы зовутся пользой. У большинства своя чаша весомей чаши с остальным миром. И на честных весах Общее Благо перетягивает судьбу одного человека. Есть весы точнее, где одна слезинка ребёнка стоит полной счастья планеты.
Мир един, и когда один хватает, другому не хватает.
Мир един, и когда один грезит, другой — грузит.
Мир един, и беря сверх необходимого, обирают себя.
Продажа и приобретение стали смыслом жизни. И люди стали торговцами и покупателями и с подозрением относятся к бескорыстным дарам. Обращаюсь к их выгоде.
Много имущества — не преимущество. Много требуется от потребителя. Несчастным проходит он мимо витрин, не в силах всего купить. Со страхом и завистью смотрит он на богатея или начальника. В каждом встречном подозревает вора. В беготне за благополучием — деньгами, вещами, женщинами и должностями — некогда ему поднять голову. То и дело нарывается на соперников. И именно он считает себя счастливым!
Лучшее имя жизни его — злосчастие.
Хотите лучшего?
Отдайте дорогое — и станете богаче.
Откройте сердце — и не страшны вам будут воры.
Обратитесь в себя и обретёте мир.
Вот счастье называют властью. Многие хотят хотя бы ползать у тронов, подбирая милости. Море крови пролито в борьбе за власть и за то, чтобы её удержать в текущем мире.
Ещё влачит свои минуты,
пугает должностной упырь.
высокомерием надутый
мыльный пузырь.
Привыкший повелевать отвыкает мыслить. Смешон вырисовывающий подпись под указом и вооображающий себя Вращателем вселенной.
На высоких тронах восседают нравственные эмбрионы. Всё величие мира заключено для них в собственной личности. Как осознать им своё единство со Всем? Как поделится своим величием, не умалив его?
Облечённый властью обречён на одиночество. У царей и вождей не бывает друзей. Властитель окружён охраной и врагами. Толпа льстецов лжёт ему, ожидая удобного часа, чтобы спихнуть его с места.
Повелителем управляют рабы. Пылинке не дадут сесть на его одежды. Но оранжерейной орхидее страшен даже лёгкий заморозок. Как быстро горбятся начальники в отставке!
У любого Наполеона своя Святая Елена.
По Сеньке и шапка, по подчинённому — и начальник. "Человек — это то, что ест, пьёт, рожает подобных и подчиняется" — так мыслят и наверху, и внизу.
"Человек — это высшее животное" — так внушают наживающиеся на невежестве. "Это животное лучше держать в клетке под угрозой насилия". Будут ли на карлов работать боги, платить налоги, рукоплескать их призрачному величию и трепетать перед их мнимым могуществом?
"Человек человеку — волк" — оправдываются грабители или робкие жертвы. «Меньше шага человеку до антропофага». "Человек зол и жесток: к маленькой своей выгоде пройдёт по многим трупам".
В восточных деспотиях чаще щёлкают кнутом, в западных демократиях, пока могут, обманывают пряником.
На Востоке власть притворяется величественной твердыней по сравнению с ничтожеством подданных, на Западе — защитницей одной великой личности от величия другой.
«Разделяй и властвуй!» — вечный принцип властей, вечное руководство к действию.
Змеи меняют кожу, но оставляют ядовитые зубы. Захватчики меняют одежды, но не расстаются с ложью и оружием.
Но под словесной оболочкой
Не скрыть, как фиговым листочком
ни наготы, ни клеветы.
И затыкающие рты
не выступают в одиночку.
И за зубчатою стеной
готовы на смертельный бой
с оружием против идеи –
но — лишь с бездумною толпой,
но — чтоб своих не тратить денег,
но — чтоб не жертвовать собой.
Ложью и оружием хотят укрепить власть. На корабль в сплошных пробоинах устанавливают тяжёлые орудия и грузят снаряды.
В море-океане на острове Буяне на камне-Сияне высится Древо желаний со сладкими плодами. Сорви — и любая мысль станет явью.
Множество следов было на золотом песке, но мёртвая тишина окутывала повсюду разбросанные белые скелеты.
Почему же на острове Счастья нет счастливых?
Многим кажется счастьем — исполнение всех желаний. Нищие! Ну что они могут пожелать? Ну, сундук монет, ну дюжину дворцов, ну — тысячу красавиц... Но потом представит их непослушная мысль разбойника с ножом, шипящую змею, тигра в прыжке, или падающую с горы глыбу...
Шёл человек, и почудились ему чьи-то шаги за спиной и прерывистое дыхание. Оглянулся — никого. Остановился — смолкли и шаги. Снова пошёл — и опять застучали совсем рядом. И вдруг из-под ног раздался голос: "Ну, подожди же!" — "Кто здесь?" — спросил он у пустоты. — "Я — Тень твоя. Я повсюду шла за тобой, не отставая ни на шаг, и очень устала".
– "Недорого стоит преданность Тени! И я не раз стоял на перекрёстке, не зная, в какую сторону пойти. Но всё же сделал выбор!"
Многие люди — только тени идущих.
А может, и сам Белый Свет — тень Черного Света?
Я крикнул — и криком
откликнулось эхо.
Мой смех поддержало
раскатистым смехом.
Заплакал тихонько –
оно промолчало:
со мною печали
делить не желало.
Не ждите сострадания от эха. Эхо отзывается лишь на громкий голос. Но не хватает дыхания плачущему, и даже Эхо не хочет вторить ему.
Не спрашивайте у Эха совета. Эхо лишь поддакивает громкому голосу. Не верьте его раскатам — они затихнут вскоре после вашего крика.
Многие люди — только эхо громкого голоса. Говорят политики, писатели, философы — они же только открывают рот, пытаясь совпасть с чужой речью.
Вот вопят: "Да!" на представительных собраниях и многолюдных митингах. Вот дружно оплёвывают того, кому вчера целовали туфли.
Часто они производят впечатление больших мудрецов. Но даже собственных ошибок не бывает у них.
Ничего нового не скажет эхо.
В тишине услышал человек чьи-то громкие голоса, переходящие в крик. Спорили Душа и Тело, как две торговки на базаре. И свысока говорила Душа:
– Я рождена от Бога, ты — из женской утробы. Я думаю о небе, а ты — о хлебе. Я свободна, ты придавлена к земле земным тяготением.
– Умерь своё высокомерие! — басило Тело. — Жалкая приживалка! сегодня пользуешься моим гостеприимством, завтра пойдёшь искать другое пристанище. Пользуешься моим чувствами, у самой же — ни глаз, ни ушей, ни рук, ни языка, чтобы проявиться.
И спросил Человек: "Что вы не поделили?"
– Тебя.
– Надо же, всем я нужен! Да ещё и чувства, ум, разум и речь хотят оторвать свою долю. Да и мир заявляет, что я — его частица.
Останусь ли я живым после раздела?
Шёл человек, задрав голову к небу и споткнулся о ползающего по земле. Тот разгребал траву, заглядывал за каждый листик.
– Что ищешь?
– Да вот, потерял уверенность в себе.
– Ну, так и ищи её в себе, а не в густой траве. Но и в себе надо порыться. Одни теряют уверенность в теле, другие — в уме. Но горе и тем и другим! Ибо где нет уверенности, нет и действия. И любой поступок оканчивается сожалением.
Даже желать не умеет неуверенный:
Может, я глуп
– так к чему притворяться умным?
Может, я скуп,
– так зачем притворяться щедрым?
Может, я груб,
для чего притворяться нежным?
Может, я труп
— так зачем притворяться живым?
Из душных долин зовут вершины. Высоко в небе сияет самая прекрасная. Многие мечтательно поднимают голову, но не каждый решится идти наверх. Не каждому поднимающемуся хватит сил дойти до вершины. Не каждый сможет пройти по скалам, снегам и льдам, дышать разреженным воздухом, пить ледниковую воду и глядеть на слепящее горное солнце. Не каждое сердце выдержит высоту.
Миллионы видели Джомолунгму, тысячи мечтали подняться, на вершине стояли только сотни. Кто стоял на вершине Совершенства?
Когда начинают путь, Совершенство кажется близким и легко достижимым. Но с высотой каждый шаг даётся всё труднее.
Годы тысячи людей готовят восхождение на Джомолунгму: тренируются и отбираются альпинисты, на заводах и фабриках производят снаряжение, закупают и упаковывают, самолётами и грузовиками доставляют к ближайшему от горы посёлку. Огромный караван носильщиков забрасывает тонны снаряжения в базовый лагерь. Неделями длится восхождение. А на вершину, если повезёт с погодой, восходит лишь одна связка или один герой.
Чем выше к истине, тем меньше спутников и соратников рядом. Верные спутники — опора в пути. Но на вершине лучше постоять одному.
Так говорил отшельник праздным жалельщикам, нарушившим его уединение:
К счастью нет мощёных дорог. К Истине не ходят толпой. Разве увидишь Бога, пихаясь локтями?
Люди подозревают меня в презрении к ним. Не презрение, но великая любовь ведёт меня в уединение. Так первовлюблённый юноша прячет свою любовь от досужих вопросов и житейских советов. И уходит бродить по ночным улицам.
Слишком огромна моя любовь. Что ей земная женщина, даже самая прекрасная?! Даже родина ей мала — впору лишь человечество. И даже человечества мало — впору лишь вселенная. Тесна даже вселенная — впору лишь смысл её.
Не от одиночества страдает мудрый — от пустого общества.
Свободный часто и самому себе кажется неприкаянным.
Вы жалеете меня. Родные! можно я пожалею вас?
Вы ограничили мир собой и своими близкими — и называете меня одиноким! Убеждены, что мир кончается за забором вашего дома — и упрекаете меня в узости кругозора! В погоне за искротечным не узнали счастья выше засаленных червонцев и влажной радости между ног.
Что значит одинокий муравей без муравейника!? Лишь слабость нуждается во множестве. Орлы не собираются в стаи.
Одиночество и уединение — разные вещи. Одиночество — отделение, уединение — соединение.
Горе одинокому! И молния чаще бьёт в одинокое дерево.
Если одинок в толпе — иди в уединение. Из уединения начинается счастье, как река из родника. Из уединения растёт мудрость, как дерево из семечка. Силу тратят в общении, копят в уединении.
Там речи, как горные речки чисты, там мысли прозрачны и глубоки как горные озёра. Там Истина беспредельна, как небо.
Обширны горные подножья.
Вершины сходятся на конус.
Толпам, живущим на подножном,
не слышен одинокий голос
стоящего у края неба,
достигшего вершины духа —
слышнее споры из-за хлеба,
шуршанье денег, сплетен, слухов.
И лишь порой порывом ветра,
сорвавшим котелок из фетра,
невнятный донесет отрывок.
Внизу — неясное отринут.
И приспособят чудо-слово
для плоской истины равнины.
В низинах унижают слово,
произнесённое с вершины.