в ночь, где ватой — снег и снежный свет.

Белая больничная палата.
И халат дежурной медсестры
над тобой трепещет виновато.
Жизнь скользит куда-то по покатой,
Чтоб когда-то на пространстве мятом
вновь зачаться для смешной игры.

Миг огня

Под звёздным пологом миров
ночь у костра мы коротали,
и над огнём кружили, тая
снежинки лёгких мотыльков.

Тельца, прозрачные почти,
где жизни – только до рассвета:
в ночи родились, и в ночи
окончатся, не зная света.

Как мал отпущенный им срок –
мгновеньем поступиться трудно!
Но глупой искрой – безрассудно
Летит на пламя мотылёк!

Зачем – раз жизнь всего одна?
Но есть святое любопытство:
за миг познания огня
что стоит – жизнью поплатиться?!

Око покоя

Полный до краёв покой
беспокойною Вселенной.
В измененьях — неизменный,
в очевидном — сокровенно
существующий покой.
За слоистой пеленой
непрерывных превращений
плотных тел в пустые тени —
переливам воплощений
неподверженный покой.
Свет, что явлен чернотой,
звук, звенящий тишиной,
сила — не в каком-то теле,
мысль — без образа, без цели,
всё творит, всё также целый,
вроде бы пустой покой.
И не этот, не иной
мир без счастья, без печали,
бесконечный, безначальный,
что нарочно, что случайно —
всё прощающий покой.
В тот покой с любой виной
ты войди — и там увидишь
мир, что любишь-ненавидишь, —
миражом.
А после выйдешь —
и уже Самим собой.

Здесь покой!
Покой!
Покой!

Прошлой ночью…

Прошлой ночью почти до рассвета
тихий свет в моём сердце горел.
И на кружащуюся планету
я из ясности посмотрел.

Видел казни, пожары и войны
и уже понимал — для чего,
и лицо моё было спокойно,
без единой морщинки чело.

Но вдруг сбилось дыханье обидой:
сколько ж в мире скопилось обид,
если правда, что каждый убитый
не напрасно был в прошлом убит?!

Пусть, как лист, унесёт вечный ветер
даже мысль, и нет смысла в борьбе —
для чего же на этой планете
бьют другого, а больно тебе?

Звёздной пылью рассеется тело,
жизнь замрёт в абсолютном нуле,
снова сны о добре и о зле
обретут неизбежное тело,
снова жизнь, словно главное дело,
человек совершит на Земле.

Петрушкины погремушки

Вот и я пришёл вас позабавить, с праздником поздравить! Здорово, ребятишки, здорово, парнишки! Бонжур, славные девчушки, быстроглазые вострушки! Бонжур и вам, нарумяненные старушки — держите ушки на макушке! (Из масленичного представления)

Морока пророка

Жил-был пророк.

Но до срока пророк

не ведал, что он — пророк.

Родила его мама в срок,

и на горшок

бегал пророк

без порток.

Но, знать, обладал он каким-то пороком –

раз как-то проснулся... ПРОРОКОМ!

Вышел пророк за порог,

на перекрёсток дорог

вещать об истине высшей

в твёрдой решимости вышел.

Но на развилке дорог

остановился пророк,

засомневался пророк –

какую избрать из дорог?

На север или на юг?

На запад или восток?

Через лес или луг?

Через гать иль мосток? –

никак не мог

выбрать пророк.

И в муке стоял пророк

столбом на развилке дорог

и мхом покрывался пророк.

Микроб

Ах, забавная охота:

под зависшим вертолётом

над тропическим болотом

в перекрестьи пулемёта

в капле пота бегомота

жила-была бо-о-о-льшая инфузория

и жизнью наслаждалась в полной мере:

делилась, билась за еду и территорию

со множеством других бактерий,

при этом безусловно веря

в то, что играет роль в Истории.

Птички

Жили-были соловей и кенар:

был обоим дан прекрасный тенор.

Оба — воробьиного размера,

кто в дому — цветной, лесной же — серый.

Разный рацион — личинки, мошки

иль в кормушке — семечки да крошки.

Оба так самозабвенно пели!

Выводили рулады и трели.

Но один — с черёмуховой ветки,

а другой — из клетки.

Сила привычки

Однажды я варил кисель в брикетах,

и вдруг, случайный бросив взгляд в окно,

узрел, что в небе звёзд полным-полно,

до коих долго-долго мчаться свету.

Что наша жизнь пред вечностию сей? –

подумал я.

И стал хлебать кисель.

Идеалист

Увидел поэт как с неба

упала звезда.

Взял в суму кусок хлеба

и пошёл туда,

куда

упала звезда.

Нашёл ноздреватый камень,

потрогал его руками –

камень… ещё горяч…

Смотрел на камень,

пока не

разочаровался — и в плач!

Малый и большой

Жил-был гном –

С мизинец вместе с колпаком,

и мышь ему казалась львом,

и с ног сбивало сквозняком,

была любая лужа — морем,

любая неприятность — горем.

Жил-был великан –

мешал вихрами облакам,

по грудь ему был океан,

зефиром нежным — ураган,

а горе — что и смерть отрада –

всего лишь лёгкою досадой.

И раз — один пилил цветы,

Другой — сигал через хребты.

Гном — жижкой стал под каблуком,

гигант на ней скользнул и — бом-м-м! —

о скалы продырявил темя.

Так и окончилось их время.

Неблагодарный

У него была машина

и хорошая зарплата

нестандартная квартира

и красивая жена.

Я сидел, краснел, и лирой

прикрывал свои заплаты.

Он платил за снедь и вина

и добра он мне желал.

Он добра желал так долго,

он помочь хотел так сильно

и по-дружески так больно

бил меня он по плечу –

что забыв про чувство долга

(за вино и апельсины)

встал я с места, вдрызг несчастный,

и ответил – "Не хочу!"

Колесо

Коли давит пресса

как тут не подвыть:

"колесо прогресса

не остановить!"

Хай-хай тек во всей красе –

обод, спицы, ступица!

Птицами на спицах сесть –

и покатим к счастью все

прямоезжей улицей!

Да на чудо-колесе

всякий колесуется.

Кто вверху – те сверзятся,

кто внизу – в грязь вдавятся.

Всяк в прах перемелется –

славен, безымян.

Коль в прогресс вам верится –

пусть скрипит, пусть вертится

и к чертям пусть катится!

Без меня!

Этикет

К бессодержательному трёпу

интеллигент у нас привык:

ещё бы — ведь чесать язык

благопристойнее, чем жопу.

Двойственность (двандва)

Бог благой на облачке

как на белой лодочке

по эфиру плавал.

А в подземной области –

в адской кузни отблесках

строил козни дьявол.

Мотало человечество

то к святости, то к нечисти,

и рвался к счастью каждый.

И кем бы они ни были,

стремились к милой гибели

бесчисленности граждан.

Живя для удовольствия

женой и продовольствием

и в отведённых толках.

Безропотны от робости

или скользя над пропастью

меж совестью и долгом.

И снова лязгнут ножницы

двух противоположностей –

и сквозь разрез пространства

мелькнёт на миг прекрасное,

необъяснимо-ясное

лишённое пристрастий

Настоящее.

САМОСВЕТ

Белая больничная палата…