МАСЛЕНИЦА

Масленица — один из древнейших славянских праздников: ею отмечался конец зимы, время, с которого природа начинала двигаться к лету.

Общность некоторых черт итальянского Карнавала и русской Масленицы указывает на их родство и, возможно, на когда-то близкое соседство римлян и славян.  Только не стоит торопиться с мыслью о заимствовании его славянами на том основании, что у римлян раньше оформилось государство и развилась письменность. Знаменитый этнограф Максимов называл Масленицу “русским карнавалом”, только первобытнее”.

Обычаи и обряды этого праздника, воспроизводившие небесные явления на земле, начали складываться во времена индоевропейской общности, 4000 лет назад, когда точка весеннего равноденствия была близ Млечного Пути, в Тельце. Солнце входило в это созвездие в марте, и от этого события начинали отсчёт года древние индоевропейцы[1]. У древних славян Масленица отмечалась во второй половине марта, длилась две недели, а самый главный праздник её приходился на 24 марта[2]. Эта дата близка ко дню весеннего равноденствия — астрономического начала весны. В празднике сохранились очень древние черты, и празднуют его под разными именами чуть ли не по всей Европе, Латинской Америке и, что уж совсем странно, в Индии, хотя там радоваться, кажется, нечему — начинается жаркий сезон.

В России Масленица — единственный крупный исконно народный праздник, с введением христианства не закрытый каким-либо церковным и не сильно подвергшийся правке «в христианском духе». Такое отсутствие церковных правил позволило в нём сохраниться, хотя и с забытым изначальным смыслом, весьма древним обрядам, давало простор народному творчеству, проявлявшемуся в выдумках разных забав и безудержном весельи.

Церковь, конечно, пыталась  оправдать своё бессилие  подчинить народную стихию праздника, утверждая, что разгульной “сырной неделей» готовит православных к посту. «Но эта попечительная забота церкви повсеместно на Руси осталась гласом вопиющего в пустыне, и на деле наша Масленица не только попала в число “праздников”, но стала синонимом самого широкого, безбрежного разгула”. (Максимов)

Раньше в праздничных забавах и потехах участвовали все — от мала до велика. И даже во времена партийно-номенклатурной власти среди завизированных «новых обрядов» Масленицу справляли, заменив, правда, название на «проводы русской зимы» и приурочив к любой удобной для местных властей дате. Сейчас праздник возрождается под собственным именем. Масленичные гулянья происходят в разных городах, что даёт возможность использовать праздник как развлечение и упражнение приобщения к исконному мировоззрению.

Подготовка к Масленице заключалась в строительстве катальных гор, снежных крепостей, гор и балаганов, придумке игр, катаний и представлений. Воздвигали обледенелый или намазанный жиром столб, на вершине которого вешались призы (сапоги, связка кренделей и пр.). Воздвижение праздничного столба (гудхи) является также главным действом индийского Нового года, приходящегося, как и Масленица, на март-апрель. А если вглядеться ещё глубже в древность, увидим видовое сходство с обрядами воздвижения жертвенного столба у ведийских ариев.

Любящие богов (мужи) мажут тебя при обряде,

о древо, божественной сладостью,

Когда воздвигнутое перед зажжённым (костром),

ты будешь стоять прямо,

или покоиться в лоне этой матери(-земли),

дай нам здесь богатства!

Ригведа, 3.8.1-2

Если святочные праздники были временем встречи двух полугодий и двух миров — этого и потустороннего, — переполненным мистикой, то Масленица — праздник более «приземлённый». Веселье было не просто разгульным, но даже буйным. Меры, казалось, не было ни в еде, ни в гульбе. Верили, что не потешить себя на широкую масленицу — значит “жить в горькой беде и жизнь худо кончить”.

«Хоть с себя всё заложить, а Масленицу проводить». На каждом шагу торговали блинами и сбитнем, звучала музыка, песни и смех, в многочисленных бродячих балаганах и райках давали представления о Петрушке и голом барине, крутились карусели, качались качели, раешники складным и острым словцом касались и злободневных политических событий, и власть предержащих. Не было грехом вольно поозоровать и даже кровь пустить — в играх в мяч, в петушиных, гусиных и кулачных боях.

В неимоверных количествах пекли блины и угощали знакомых и незнакомых. Каждая хозяйка считала для себя честью удивить количеством и разнообразием блинов: блины пекли пшеничные, гречишные, ржаные, просяные, овсяные, гороховые; огромные, с большую сковороду, или с маленькое блюдечко; ели их с маслом, сметаной, мёдом, вареньем, яйцами, грибами, рыбой, икрой... Ели, веря, что «блин — не клин, брюха не расколет». Пили тоже вдоволь — но вплоть до XIX века не одуряющую сорокоградусную, а настоенные мёды и пиво, сваренное дома или «в братчину», «в складчину» и на всех.

«Как на Масленой неделе в потолок блины летели!»; «ой, мы Масленицу устречали, мы блинками гору устилали». Эту гору еды «сыром налепляли, маслом поливали». Сыр, которым на Руси называли творог, иногда подсушенный и спрессованный (вроде индийского панира), и масло были мерилами достатка, об обеспеченном человеке говорили «катается как сыр в масле», ему «не житьё, а масленица».

Блины и лепёшки — еда более древняя, чем заквашенный и испечённый в печи хлеб. Даже в чопорной Англии доныне существуют обычаи печения блинов, бега с блинами, борьбы за блин. Но у славян блины особенно явно сохранили значение символа солнца, плодородия и благосостояния, и некоторые обряды проводились с блином в руках. Первый блин обычно предназначался умершим: его клали на божницу или слуховое окошко — «Честные родители наши, вот для вашей душки блинок!» — или отдавали нищим «на помин души». Поговорку «первый блин комом» мы привыкли считать житейской мудростью: мол, в начале не всё хорошо получается. Да, но не только. Всякое древнее присловье имеет в своей основе древний обряд. Возможно, некогда первый блин, свёрнутый «комом», был подношением предкам.[3]

В день начала Масленицы устраивали небольшие семейные пирушки, например, тесть приглашал зятя «доедать барана». Если обрядовой едой на Святки был поросёнок, а на Ильин (Перунов) день — бык (заменённый позже бараном), то в Масленицу больше ели молочное да рыбное. Это, видимо, остатки древних праздничных жертвоприношений, связующих звёздные образы с землёй (даже в основной праздничной еде отражается проход Солнца по ряду созвездий: Телец, Овен, Рыбы).

Дни Масленой недели в народе назывались: понедельник — встреча, вторник — заигрыши, среда — разгул, перелом, лакомка, четверг — разгуляй-четверток, широкий четверг, пятница — тёщины вечерки, суббота — золовкины посиделки, воскресенье — проводы, прощанье, целовник или прощеный день. Последующий понедельник или вторник назывался немецкой масленой (ср. «немецкую масляну справлять» — гулять во время поста).

Повсюду распространённым развлечением весеннего праздника было ряженье. Ряженые сопровождали чучело Масленицы. Главным в масленичных обрядах германцев, чехов, словаков и одной из самых распространённых масленичных забав у русских было вождение медведя — ряженого, или настоящего, или его чучела. Это остаток древнего охотничьего праздника в честь почитаемого родом и просыпающегося в это время зверя — медведя. На тот же день 24 марта приходились медвежий праздник в честь Артемиды у древних греков и белорусские медвежьи праздники (комоедицы). Иностранцы, говоря о России, до сих пор употребляют прозвище «русский медведь».

Среди разнообразных масленичных обычаев многие должны были способствовать плодородию. Женщины старались подпрыгнуть как можно выше, чтобы высокими уродились злаки да лён, веселились, шуточно дрались, громко пели и т. п. А в Беларуси и Украине масленый четверг назывался Волосием или Власием (христианской подменой языческого Велеса или Волоса). Говорили «у Власия борода в масле» и верили, что от веселья в этот день скот будет лучше вестись.

К обрядам плодородия относились вождение «козы» или «козла», известного «похотника», и целый ряд обычаев, связанных с любовно-брачными отношениями. При Анне Иоанновне свадьбу шута, описанную в романе И.И. Лажечникова «Ледяной дом», справили в Масленицу. На Масленицу чествовали молодожёнов, поженившихся в прошедшем году. Молодым устраивали в селе своеобразные смотрины и испытания: ставили их к столбам ворот и заставляли целоваться у всех на глазах, «зарывали в снег» или осыпали снегом, останавливали и забрасывали старыми лаптями или соломой, когда они ехали в санях, заставляли съехать с горы не раньше, чем они десятки раз поцелуются. Катали их по селу в санях, но если за это получали плохое угощение, то могли «посолить» (закопать в снег или набить снегу за рубаху) или прокатить на бороне. Иногда устраивали им «целовник», или «целовальник», — когда односельчане могли прийти в дом к молодым и поцеловать молодую. Община должна была знать, ладно ли живут молодожёны, и запечатлеть поцелуем «родство».

В Масленую неделю две недавно породнившиеся семьи ходили в гости друг к другу. На Вологодчине до XX века сохранялся древнейший по происхождению обряд собирания с молодых дани «на меч», то есть требование односельчанами выкупа за жену. Само название этого обычая относится ко времени, когда община была и боевым объединением, защищавшим своих женщин. Жених из другой деревни был обязан дать общине выкуп, а та, принимая его, удостоверяла, что по доброй воле отдаёт девушку на сторону.

В Костромской губернии вдоль домов таскали борону — выборанивали девок, чтобы им легче было выйти замуж. Кое-где парней и девушек, не вступивших в брак в прошедшем году, то есть не выполнивших своего жизненного предназначения, шуточно наказывали. К ноге привязывали «колодку» — кусок дерева, ветку, ленту и т. п. — и заставляли некоторое время ходить с ней. Чтобы отвязаться от колодки и насмешек, приходилось откупаться деньгами или угощением.

Эти обычаи скрепляли единство общины и обеспечивали, как бы сейчас сказали, её демографический рост и «мирное сосуществование» с соседями.

На заигрыши «заигрывали»: приглашали девиц и молодиц покататься на горах, поесть блинов. На лакомку тёща приглашала зятьев полакомиться, на тёщины вечерки — зять тёщу. Вроде бы, мирное хождение по гостям — но, как ни странно, это след давней борьбы.

Исследователи видят в Масленице праздник Матери сырой земли, а в сжигании её чучела — отражение давнего разрыва с матриархатом.[4] Об этой борьбе полов напоминают шутливые масленичные песни «Было у тёщи семеро зятьев» или «Как тёща до зятя пирог пекла». Тёща провожает зятьев взашей или потчует зятя «в четыре дубинки дубовенькие, в пятую дубинку вязовенькую». Зять же грозится возместить побои на жене или колотит тёщу так, что она «бежала-бежала, насилу ушла». Это оставалось не только в песнях, но и в обычае. Если зять считал себя обманутым, например, чистотой, нравом и умениями молодой, то в гостях у тёщи, которая всячески старалась ему угодить угощеньем да лаской, он мог всласть покуражиться. Мог отказываться от предложенного угощения или намеренно искрошить блин в миску с кислым молоком да ещё влить туда браги и предложить тёще — мол, моя еда такова, какова ваша дочь. Или даже отвесить пару затрещин обеим. Те не протестовали: понимали, что лучше дать выход недовольству в определённый день по известным правилам, чем ежедневно в страхе ждать, когда и во что оно выльется.

Масленица — баба боевая. Целый ряд масленичных забав представляет собой своего рода показ силы, удали, храбрости, ловкости. Это и гонки на санях, и прыжки на ходу в мчащиеся сани, и катание с крутых ледяных горок стоя на ногах, и залезание на скользкий столб за добычей-призом. В настоящее сражение превращалась игра в мяч. Тяжёлый кожаный мяч величиной с добрый арбуз две ватаги человек по 30 каждая пытались загнать за черту на улице или на реке. Проиграть — величайший позор, а задор такой, что «около мяча образуется толпа из человеческих тел, слышатся глухие удары ног, раздаются звонкие оплеухи, вырывается сдавленный крик, и на снегу то там, то здесь алеют пятна брызнувшей крови»[5]. Конечно, этот «футбол» с элементами регби заимствован не у англичан. И игра «в пышки», в которой клюшками и кочергами старались загнать плашку или шар до условной черты, — такой же предок хоккея, как и лапта — бейсбола.

Как мы уже упоминали, встреча Масленицы почти повсеместно отмечалась выходом на катальные горы с блинами, катанием с гор и на лошадях и другими потехами. Строили такие горы и катались на санях даже там, где гор и так было вдоволь и иначе, чем на санях, почти и не ездили — например, у русских на Колыме. Это доказывает, что катание с гор и на санях было не только забавой, но имело и скрытый смысл. Например, в России женщины катались с гор, стараясь съехать как можно дальше для того, чтобы лён и конопля выросли «долгими» (высокими). На убранных тройках с бубенцами, парах и одиночных лошадях в украшенных санях, а по бедности — и дровнях, целыми днями катались гурьбой с песнями и шутками, мчались наперегонки. В деревне, где назначался «съезд», собиралась порой целая «колесничная» рать — до 600-800 лошадей![6]

Кулачные бои и взятие снежных городов были нешуточными битвами. Здесь всё было как взаправду. Строилась крепость, собиралось войско, выбирался воевода, намечались место боя, стратегия и тактика каждой возрастной группы: подростки «задирали», молодёжь начинала бой, взрослые его «решали», старики давали советы. «Город» брали приступом конные и пешие, а защитники отбивались вениками, плетками да снежными комьями. Задор и раж доходили до того, что не замечали страха и боли, — но злобу пресекали, а нечестного бойца ославляли на всю округу. Несомненно, что организация кулачных бойцов и сражающихся за «город» представляли собой следы мужского союза воинов. А в некоторых частях и украшениях «города» исследователи усматривают намёки на происхождение его от древних святилищ.[7]

Главным действом праздника были проводы Масленицы. В России к этому дню делали чучело Масленицы из соломы или тряпок, наряжали его обычно в женскую одежду, давали в руку чучелу блины, а также хозяйственную утварь, используемую для их приготовления (помазок, сковородник и др.). Это чучело несли через всю деревню, иногда посадив на колесо, воткнутое сверху на шест. Обычно его сжигали за селом как символ зимы и скоромной пищи.

Но, опять же, обычай сжигания чучела гораздо древнее его христианских истолкований. Он был общим для всех индоевропейских народов. В Европе сжигали Карнавал, Мажану, Мясопуста, Пуста, Баса, а в Индии главным действом было сжигание чучела демона Раваны, хотя праздник огней Дивали и передвинулся на осень.

Кое-где в России чучело топили (как в индийском обряде предания воде фигур богини Дурги после праздников в её честь) или просто разрывали на части, а оставшуюся солому раскидывали по полю.[8] Это мыслилось как возвращение Масленицы к своему источнику — природе и обеспечивало плодородие.

Проводы обычно сопровождались возжиганием костров. В костры помимо дров бросали всякое старьё — тряпьё, лапти, веники, бочки, бороны, кошели и другие ненужные вещи, предварительно собранные детьми по всей деревне. На солнечную символику Масленицы указывало и сожжение кое-где колеса (знак Солнца), надетого на жердь, воткнутую посреди костра, как и на праздник Купалы.

Но если в Западной Европе костры представлялись как кремационные, то у восточных славян дольше сохранялось понимание их как очистительных и приветствующих возвращающуюся весну. Верили, что, зажигая священный огонь, можно придать силу Солнцу, ускорить приход тепла. Масленицей весну как бы «подмасливали», а теплом — подпитывали. Стремление поднять огонь как можно выше — наиболее распространённая и древняя особенность масленичных костров. “Этим думали приблизить огонь к солнцу и тем помочь ему скорее набрать силу и растопить снег, с этой же целью старались освещать возможно большее пространство”.

Разгорячиться или хотя бы притвориться разгорячённым — это тоже помочь приходу тепла. В проводах Масленицы на реке Тавде в Западной Сибири главные распорядители праздника — Масленица и Воевода — после чтения шуточного указа и «пачпорта Масленицы», где пробирались местные события и начальство, объезжали с чучелом Масленицы дворы, заявляя, что теперь нужно омыть тело. А потом при всём честном народе да на морозе брали шайки, веники, раздевались догола и делали вид, что моются-парятся с возгласами «поддай пару после масленицы!» и отпуская всякие вольные шуточки-прибауточки. Никого это не смущало, не возмущало, а лишь вызывало буйный смех.

Последнее воскресенье Масленицы называлось на Руси прощёным воскресеньем. В этот день близкие люди просили друг у друга прощения за все причинённые обиды и неприятности. Это ещё разумно и после праздничного разгула, боев, игр и шуток. По вечерам принято было посещать кладбища и «прощаться с умершими». Опять же, в Индии одним из обычаев праздника Солнца санкранти было всеобщее примирение.

Прощание с Масленицей завершалось в первый день Великого поста (ещё один довод в пользу того, что прежде Масленица длилась больше недели) — чистый понедельник. В некоторых местах для «вытряхивания блинов» устраивали кулачные бои, игры в мяч, карусели, молодёжные вечерки и др.[9] И вечером чистого понедельника для очищения, как и после разгула и ряженья на Святки, обязательно мылись в бане пожарче, а женщины мыли посуду и «парили» молочную утварь, очищая её от жира и остатков скоромного.

Масленица — праздник не только для тела, но и для духа. Она не только воспроизводила какие-то древние обряды, но и горазда была на выдумки, на заимствование весёлых действий и шуток. Ныне же, по незнанию, у многих весь праздник сводится к печению блинов да обильному застолью. И то неплохо.[10] А если в ваших местах среди неприличного для великого народа обезличивания сохранились масленичные обычаи — значит, ещё не промотано наследие предков и можно ещё связать нить преемственности.