МАРЕВО И МАЕТА МИРА

О Майя, о поток химер неуловимых,

Из сердца мечешь ты фонтан живых чудес!

Там наслажденья миг, там горечь слёз незримых,

И тёмный мир души и яркий блеск небес.

Ш. Леконт де Лилль[1]

 

 

Каждый садху, каждый отшельник, избравший отречение от мира, даже не будучи последователем адвайта веданты, имеет какое-то внутреннее представление о недействительности обыденного мира. Не то чтобы, как часто у нас говорят, «мира в действительности не существует». Мир явлений и предметов как раз и существует в действительности, в деятельности, но он изменчив, обманчив, преходящ, заставляет маяться в нём и своим многообразием и мельтешением загораживает Сущность.

Какой вывод сделать из этого — зависит от человека. Или постараться прожить, поменьше страдая в жизни, или освободиться от неё в корне.

Именно потому, что такое представление всегда было в Индии, во все времена в ней существовали многочисленные и многообразные аскеты и отшельники, пытавшиеся проникнуть за завесу марева и неведения.

По санкхья йоге, Безусловный Дух, Пуруша прикрыт Пракрити, но это не значит, что Пракрити соответствует неведению (авидья) и мареву (майя). Вьяса считает неведение некой объективной сущностью, даже не отсутствием знания, но иным видом видения, противоположным знанию. Один из известных толкователей Йога сутры Вачаспати Мишра считает авидью таким состоянием, в котором все превращения Пракрити исчезают во время великого растворения (Махапралайи) и из которого в начале творения они вновь появляются, связываясь с мысленным неведением и неверными впечатлениями. Он также говорит, что, хотя Пракрити подобна майе, она не является ею. Майя в какой-то мере игра, шуточка (sutucchaka), поскольку изменчива и изменяется постоянно, в зависимости от превращений Пракрити, которые в каждый миг появляются и исчезают. Пракрити, будучи вечной, действительна и отлична от майи.

Виджняна Бхикшу в Йога варттике понимает майю как мимолётность мирского опыта. Из всего этого ясно, что йога понимает майю не в качестве вселенской силы (майа шакти), как веданта, а только как обманчивость. Это принятие невечных следствий за вечное, нечистого за чистое, недобродетельного за добродетельное, страдания за счастье, то, что не является Самим, за Самого (Атман) (Вьяса, на Йога сутру, 2.5).

Марево существует, но сущности не имеет. Действует, но недействительно.

ГДЕ КОРНИ ЗЛА И НЕСПРАВЕДЛИВОСТИ?

 

Вопрос о происхождении зла слишком сложен, его пытались разрешить мыслители разных времён и народов. Его существование в мире приписывали как надчеловеческим (Дьявол), так и лично-человеческим силам (невежество, слабоволие, извращённость).

Вообще, есть ли добро и зло? Крайние отрицатели, исходя из относительности этих понятий, говорят, что нет, дескать, это кажимости. По индийской мысли, они существуют, но не существуют одно без второго, они всегда парны, всегда взаимосвязаны, переменчивы. Эти противоположности не могли бы существовать, если бы не было подосновы, откуда они исходят и которая находится вне их действия.

С точки зрения большинства признанных индийских мировоззрений (даршан), Существо (в смысле Сущности, Атмана) тождественно Вселенскому Духу — Брахману и поэтому изначально не добро и не зло и не подвержено добру или злу. Там добро и зло не имеют таких противопоставленных сверхъестественных олицетворений, как Бог и Дьявол.

Согласно санкхье, добро и зло относятся к области действия Пракрити, Природы, но не той, которая проявляется в природных условиях. Добра и зла нет в природе, хотя там есть разрушительные землетрясения, извержения, наводнения, бури и т. п. Разве волк, преследующий зайца, ненавидит его (мол, ну, погоди!)?

отделением, выделением, появлением сознающей особи, особости (ахамкара), вместе с которой является и мир. «Человеческий душевно-духовный мир — это истинное местонахождение добра и зла» (И.А. Ильин). Они выступают парой, двойкой (двандва), как свет и тьма, и не существуют одно без другого.

Когда дачник сетует на дождь, земледелец радуется: не посохнет пшеничка. Долгая наша зима с морозами и снегами, которую клянут обыватели, — великая помощь для здоровья, ибо в сотни раз уменьшает количество микробов в воздухе. Да и не раз Мать-Природа помогала морозами и снегами нашему народу справиться с захватчиками.

 

Согласно Вьясе, поток сознания течёт в двух направлениях: и ко благу, и ко злу. Устремлённый к совершенной обособленности по руслу различения — течёт к благу. Устремлённый к текущему (сансаре) по руслу неразличения — течёт ко злу (Вьяса, на Йога сутру, 1.12).

Понятия добра и блага тождественны запредельной и нематериальной Истине. Добром (kalyāṇa) считается Освобождение (apavarga), возникающее от знания, различающего Дух и Природу (Пурушу и Пракрити). Обычная же жизнь определяется как зло (pāpa) или то, что подпорчено, порочно.

Добро и зло личны и проявляются в том или ином соотношении в зависимости от обстоятельств. Такое понимание их места, ставшее частью индийской психологии, позволяет приблизиться к пониманию нравственной сущности йоги.

Сплошь и рядом слышишь повторение общего положения о необходимости «отказаться от эго». Да, для духовного роста надо убрать эгоизм и эгоцентризм и действовать самоотверженно. Но с пониманием. Непонимание кроется уже в самом определении и применении понятия ahaṁkāra. Его чаще всего переводят латинским термином «эгоизм», но это совсем не точно. В латинском, откуда и пошло слово, эго значит просто «я», а слово эгоизм имеет некоторую личностно-оценочную окраску (от полной замкнутости на себе и себялюбия до «разумного эгоизма»).

Понятие же ахамкара имеет более общий мировоззренческий смысл. Это определённая стадия развёртывающегося в природе Сознания. Ахамкара — не просто человеческий эгоизм, ей подвержены и боги. Ахамкара (букв, «создание я» или «выделение я») — это появление, выявление, обособление, собьство (др-русск.), собственничество, ячество[2].

Такое ячество или собственничество «примысливание себя к любому опыту» (В.К. Шохин). В этом смысле одним из хороших, хоть и частичных, «переводов» понятия является слово самомнение. Но ахамкара не только нечто дурное или мешающее. Она занята важным и постоянным — хотя бы в пределах биологической жизни человека делом: поддержанием его умственно-телесной целостности. Им человек удерживается в том виде и образе, который делает его своеобразным. Оно согласует телесные и психические функции человеческого организма, направляет их к одной цели, не давая действовать по собственному произволу. Особость или чувство «я» совершенно необходимо для поддержания в особом порядке ума и тела как целого. Оно само по себе не плохо; только излишнее отождествление человека с личностью причиняет все сложности.

И пока мы не живём исключительно в созерцании, во всяком действии в этом мире всегда будет частичка «я», и оно выполняет свои обязанности поддержания порядка в человеческом организме.

На каком-то отрезке человеческого развития мы обособились до личности и действуем в пределах этой особости. Пока человек не дошёл то той точки, где ячество является преградой более высокому пониманию, не осознал его как помеху, до тех пор лучше его использовать как инструмент.

Нельзя отказаться от личности, не имея её. Личность отличие от Целого, но и обличие Целого. Личность — проявление великого многообразия. Личность — и величие Целого.

Пожалуй, в очень немногих вероисповеданиях есть такое яркое, смелое и гордое определение добра и зла: «Всё зависящее от чужой воли — зло, всё зависящее от своей воли — благо; необходимо знать это краткое определение блага и зла»[3] (Законы Ману, 4.160).

 

Одни говорят, что человеком движет воля к жизни, другие — воля к власти, третьи — воля к смерти. Но они происходят одновременно и многосторонне, излучаются во все стороны одновременно. Свобода воли заключает все их. Только для одного она поворачивается обманчивым ликом наслаждения, для другого — власти, для третьего — небытия.

Отсутствие обособленного «я» люди сопоставляют со смертью или думают, что это приведёт к отсутствию побуждений к действию, вялости и лености. Но на самом деле необособленность может привести как раз к противоположному: неистощимой энергии и неустанной продолжительной деятельности. Подтверждают это и примеры из жизни. Ради других — хотя бы ближних — человек зачастую сделает гораздо больше, чем для себя. Отказ от ячества и собственнических мотивов даже на краткий срок устраняет дробность сознания и приводит к творческой плодотворности каждого предпринимаемого дела. А в случае неудачи дела это не приводит к крушению личности.

Трудно рассудочно понять, насколько особость препятствует набору знаний и жизненного опыта и мешает открытию истинного Самого себя. В идеале никакие действия не должны выполняться из собственнических соображений, но лишь поскольку оправдываются внешними условиями, в которые входят ум и тело.

Йога перечисляет и подробно обсуждает нравственные добродетели, но они все относятся к миру явлений и поэтому не имеют никакой постоянной и посему настоящей ценности. Эти добродетели всего лишь средства, а не цели. Они определяются как добродетели, поскольку их доброе дело в том, что они помогают отделить себя от явлений и их переживаний и достичь завершаюшего жизненный поток Знания.

МУЧЕНИЯ СОЗНАНИЯ И ОСВОБОЖДЕНИЕ ОТ НИХ

Нравственность — это умение противостоять искушениям.

Вивекананда

Йога сутра указывает пять родов проявлений (vṛtti) сознания:

1. Достоверные познавания, такие, как непосредственное восприятие, умозаключение, священное откровение (ргаmāṇа)

2. Противоположные (viparyaya) заполнители сознания: ложные знания, заблуждения и т.д.

3. Различные виды воображений, грёз и отвлекающих умопостроений (vikalpa)

4. Бездумные состояния ума, сон, забытье (nidrā), в которых преобладает, главным образом, тамас.

5. Память (smṛti).

 

Смысл нравственных правил йоги невозможно правильно понять без представления о клешах, недугах сознания. Не зря они рассматриваются в Йога сутре перед изложением йамы и нийамы. Это «пять ложных заполнителей сознания» — неведение, ячество, страсть, отвращение, привязанность к жизни, — которые «расширяют поток причин и следствий и, служа опорой один другому, вызывают созревание кармы» (Йога бхашья, 2.3). Неведение (авидья) является почвой для всех перечисленных недугов сознания, и все они являются особыми видами неведения, рождающими страдания.

Нравственность нужна в йоге не столько потому, что требуется канонами религии или потому, что нужна обществу, а, в первую очередь, для того, чтобы «истощить» эти мучительные образования в сознании. Важно также помнить, что, например, каждая добродетель йамы представляет собой не просто избегание осуждаемых общественной моралью и правом действий, но имеет гораздо более всеобъемлющее значение. Это объединённый одним названием вид добродетелей, охватывающий как поступки, так и слова и мысли совершенствующегося. Цель их — удалить все волнения и причины волнений сознания. И это уже гораздо труднее.

Вьяса, объясняя сутру Патанджали о клешах, приводит такое сравнение: подобно тому, как наука о лечении болезней включает четыре раздела: болезнь, причина болезни, исцеление и лекарства, — писание йоги тоже состоит из четырёх разделов, а именно: круговорот (сансара), причина его, освобождение и средства освобождения.

Необходимость и благотворность нравственных основ йоги можно рассматривать с точки зрения избывания этих «мучений» (клеша).

Физиологические исследования показали, что эмоции возникают не только при достижении того или иного результата действия, но и до него, при оценке возможного успеха или провала. Они могут включиться в подсознании и оказать решающее влияние на человеческие действия. Поэтому даже лишь представив последствия своих действий, идущих против его совести, человек начинает на психофизиологическом уровне страдать.

Возможно, вы не раз замечали, что какое-то важное дело совсем не обязательно получается лучше, если вы заранее так и сяк обдумываете и раскладываете его. И, казалось бы, всё рассчитав, учтя все возможные помехи, представив все возможные последствия и выгоды, вы вдруг обнаруживаете, что действовать вам не хочется, а когда действие становится неизбежным, вы оказываетесь усталым, вялым, тупым. И вполне вам посильное дело оказывается непосильным.

Так трусами нас делает раздумье,

И так решимости природный цвет

Хиреет под налётом мысли бледной.

Шекспир

 

А иногда, когда вы отчаянно-храбро, лихо и весело, наобум, не загадывая наперёд, бросаетесь на неприступное дело, успех и удача вдруг сопутствуют вам даже, казалось бы, в безнадёжном положении.

Такие явления свидетельствуют о том, что многие наши размышления — это волнения и колебания ума, подобные помехам и треску в приёмнике, мешающим слышать нужную речь и музыку. Ум постоянно волнуется из-за хлопот, тревог, сует, забот. Часто пустые раздумья — признак сомнений, страха перед неведомыми опасностями, принятием решения и ответственности за него. Ум — не самое важное, выше над ним — состояние вдохновения, наития, и беспокойство ума мешает его достичь. И силы, растраченной на бестолковое и бесплодное размышление, в нужный миг не хватает на действие.

К.Г. Юнг в своих работах на тему «Йога и Запад» сделал очень тонкое наблюдение: индийцы не мыслят в европейском смысле этого слова, а, скорее, наблюдают за мыслью. Это особенность каждой культуры, которой удалось сохранить непрерывность развития с первобытных времён.

Восприятие мира исключительно предметно или телесно мешает видеть его суть. Но прежде всего мешают её видеть неверные представления, предрассудки и предубеждения сознания. Чтобы видеть Истину, йога предлагает удалить облики и образы — из поля зрения, из области слуха, из ума.

ВИРТУАЛЬНАЯ ДЕЙСТВИТЕЛЬНОСТЬ И ВИРТУАЛЬНАЯ НРАВСТВЕННОСТЬ

В своё время французский индолог Эмиль Сенар приводил рассказ одного колониального английского офицера, присутствовавшего на индуистском религиозном празднике. Он был поражён бедностью украшений и довольно жалким видом импровизированного храма. На следующий день он был ещё более удивлён, найдя в местной печати отчёт о торжестве, где воздавались хвалы великолепию приготовлений и трудам устроителей. Русский индолог С.Ф. Олденбург, приведя этот факт, заметил: «Европейская реальность и индийская реальность — не одно и то же».

То, что лежит за этим фактом — что индийское сознание представляет мысль как действительность, может быть, даже большую, чем предметы, — очень важно помнить при рассмотрении нашей темы. Такая соподчинённость представляет известную помеху для понимания индийских учений западными людьми, для которых более реальна материально явленная и экспериментально изменяемая действительность.

Хотя первенство и главенство мысли в западной науке признаётся пока лишь немногими, это давно практически используется в управлении общественным массовым сознанием, пропаганде, политике, рекламе.

Пора человеку понять и принять, что мысль творит мир. Человек получает не тот мир, о котором мечтает, а тот, который изменяет.

За многочисленные телесные, чувственные и интеллектуальные удобства, данные человеку технологической цивилизацией, она потребовала от него такой платы, которая заставила его отказаться от многих собственно человеческих черт. Среди них — чувство устойчивости мира и единства с природой, укоренённость в наследии, причастность к общине и чувство личностного своеобразия и самоценности.

Потребительство потребовало употребления природы на потребу масс. Все хотят жить лучше, а не стать лучше. Хотят получить побольше и получше вещей и услуг, называя это благополучием. Природа превратилась в окружающую среду.

В технологически направленном обществе всё убыстряющаяся смена вещей и условий жизни ведёт к изменчивости отношений, обычаев и нравственных норм. Разрушение старых ценностей идёт быстрее, чем созидание новых, что грозит утратой наследования общих нравственных устоев. Увлечение электронными возможностями приводит к абсолютизации возможностей и власти компьютера и своеобразной разновидности электронной наркомании, а отсутствие непосредственного общения с людьми и предметами при работе или развлечении с помощью электроники смещает и стирает границы между добром и злом. В виртуальном мире образовывается виртуальный интеллект и виртуальная нравственность.

Городизация, то бишь урбанизация, планеты не только сокращает площади девственной природы, но, отрывая людей от малой родины, общины, обычаев и обрядов, подрывает и нравственные устои. Сопутствующая ей скученность и вовлечённость огромного множества людей в производство и обслуживание техники перенасыщает жизнь человека впечатлениями и ведёт к желанию оградить свой личный мирок от окружающего. В таком городе, как Москва, например, за день человек соприкасается — в том или ином виде, сознательно или бессознательно, — с 15—20 тыс. человек (в метро, на улице, в магазине, на работе, по телефону и т. д.) Отсюда отчуждённость людей друг от друга, стандартизация личностного общения, его выхолощенность и потеря интереса к деятельности, которая теряет человечность. У обеспеченного человека, у которого есть собственный дом и машина и работа которого проходит в офисе, вроде бы немного поводов лично сталкиваться с окружающими. Но как бы вёл себя такой человек, если бы он жил в коммуналке, ездил в переполненном общественном транспорте на малооплачиваемую работу в нищей и политически разодранной стране? Вежливость, напускная доброжелательность и улыбчивость могут из-за изменившихся условий превратиться в беспощадность, которая тем хуже, что предмет злобы даже не воспринимается как человек, а сожалеют, скорее, не о преступлении, а о том, что попались.

Один из признаков того, что все эти враждебные побуждения лежат до поры до времени в незатребованном виде, — феномен массовой культуры с её распространением боевиков, детективов, порнографии, внимании прессы к катастрофам и криминалу.

 

И из стеклянного ларца

выходят в мир цветные тени

мёртвоживущих привидений

по воле злого хитреца,

что составляет, как провизор,

в стеклянной колбе телевизора

из многочисленных программ

психоделический бальзам<.

 

Порок привлекателен.Мерзость во всё большей мере нужна для массовости и кассовости.И ящик телевизора становится ящиком Пандоры.Если в до-телевизионное время преступления случались с некоторыми, а знали о них понаслышке немногие, то теперь посредством теле-телепатии и теле-телекинеза преступность входит в каждый дом. Тьма преступлений совершается теми, чьё сознание опустилось с крутых боевиков на нижайший нравственный и умственный уровень... Детишки увлечённо смотрят детективы, парнишки и девчушки — порнушки. Начинают пить, курить, сношаться, колоться в подражанье увиденному, а продолжают уже по привычке к призрачному.

Амебные массы становятся безразличными к добру и злу потребителями образов и упрощённых до идиотизма идеек.

Массовая информация и культура впрыскивает в человека огромное количество пустых сведений, направленных на то, чтобы надуть человека тщеславием, сделать управляемым, послушным и соответствующим определённым стандартам поведения. Подменой истинного познания и общественного участия служит множество суррогатов: кроссворды, компьютерные игры, конкурсы вроде «Что? Где? Когда?», «Угадай мелодию», «как стать миллионером» или «Поле чудес» (вспоминается вторая половина фразы — «в стране дураков» — и имя этой старой школьной игры — балда). Телеглазетелей увлекают видом чужих (а иногда заметно блатных) выигрышей под истошные вопли ведущих. Голодные же простаки хотят насытиться запахами чужого банкета.

Сейчас в развитых странах в компьютерные базы данных разных организаций занесены сведения (состояние, привычки, политические взгляды, компромат и т. д.) почти обо всех людях, что при случае используется против того или иного человека. Нажатием клавиш или кнопок человек может украсть деньги со счёта, подтасовать результаты выборов, запустить вирус, скажем, в компьютеры авиационной диспетчерской службы, уничтожить массу техники и людей и при этом даже не вспотеть...

]Но если человека может остановить что-то человеческое — совесть или хотя бы страх, — то электронной машине это не помешает.

 

ГОСПОДСТВО УНИЖАЮЩИХ ЦЕННОСТЕЙ

Большинство людей живёт в мире призраков и теней,

среди преходящих вещей и застывших идей,

с верой, что мир их желаний — единственно верный,

считая своё невежество непогрешимой мерой.

В воображаемом мире неважное кажется главным,

привычное — правильным, искусственное — естественным,

вещественное — существенным,

количество — значимей качества, большинство — правым.

Заполонённый техникой мир — всё больше мираж:

вместо природы — окружающая среда, вместо ума — экраны,

вместо личности — манекен, вместо голоса — фонограмма,

вместо вещи — муляж, вместо лица — макияж...

Бытие заменяется бытом, космос — косметикой,

идеалы — идиотизмом,

вместо Мощи почитают мощи, вместо Вечного — вещи,

культура вырождается в культ доллара,

кругозор превращается в кругожор.

 

 

Большинство людей считают действительным лишь происходящее с их плотным, плотским телом и оценивают всё в мире с точки зрения его благополучия. Убеждения, принципы, знания кажутся для них не очень-то важной материей, из которой сегодня можно сметать одно одеяние, завтра другое, а послезавтра вообще выбросить на свалку.

Не удивительно, что у многих предубеждение против «убеждений». Само слово «идейный» или «идеалист» в сознании некоторых звучит чуть ли не как «придурок», «блаженный» или даже «обманщик». В лучшем случае «идейность» или «духовность» терпится как некая блажь вроде собирания спичечных этикеток или наклеек: дело вроде ненужное, но вроде и не очень вредное, покуда этот чудак тихохонько корпит в уголке. Но в мир со своими идеями пусть лучше не суется.

Научная объективность превращается в заблуждение в объектах. Ньютон и Коперник убрали Бога из Космоса, Дарвин — из животного мира, Ницше констатировал смерть Бога, Фрейд удалил из человека душу. Если так пойдёт и дальше, то в XXI веке погибнет и человеческая личность. Раз большинство человечества согласилось с тем, что произошло от обезьяны, то имя ему — стадо[4]. Соответственно вырабатывается стадная мораль.

Сейчас стало весьма распространено мнение, что главная человеческая потребность и основание нравственности — выживание. Это признак совершенного унижения человека. Забота о выживании лишает человека достойной жизни. И если все люди поверят, что главное — выживание, они не выживут.

Ставший чуть ли не господствующей религией психоанализ считает основой человеческой психики темную массу инстинктов и комплексов. Отсюда появилась масса претендующих на принадлежность к искусству поделок, вся суть которых состоит в том, что создатели их, выплескивая во внешний мир свою внутреннюю мерзость, таким образом пытаются освободиться от неё.

Это одно из убийственных для духа убеждений: что мысль — нечто недействительное по сравнению с телом.

И их произведения с образами насилия, секса, смакованием извращений (детективы, боевики и порно) распространяются через средства массовой культуры и информации и имеют огромный спрос. Это очень тревожное явление и показатель духовного неблагополучия цивилизации. По определению Аристотеля, направление взгляда на худшее — это злонравие.

Мало того, что люди обманываются, они хотят ещё и одурманиться. В одной России 46 млн. курящих и 25 млн. пьющих. Число наркоманов растёт со скоростью большей, чем они вымирают.

Довольно много людей вместо того, чтобы заниматься нравственными поисками самим, уповают на науку и технологии нравственности. Ещё позитивисты, а позже большевистские идеологи 20-х годов — Н.И. Бухарин и прочие — видели в нравственных нормах культ неодушевлённых предметов (фетишизм) и предлагали заменить их «техническими правилами поведения». Такой «большевизм» легко смыкается с капиталистическим практицизмом. Появилась целая уйма книг а-ля Карнеги, которая вместо таких поисков предлагают готовые рецепты — по технологии общения, бизнеса, деловому этикету, нейролингвистическому программированию и т. д.

Многие хотели бы убежать или скрыться от ответственности под крышу науки. Не выйдет. В начале любого человеческого поступка, нравственного или безнравственного, всегда лежит человеческое намерение. Законы природы, замечал ещё Кант и не только он, в какой-то мере человек создаёт сам. В современной физике даже узаконили «антропный принцип», который объясняет «странные» законы природы и «случайные» константы, вроде квантовой постоянной Планка, их необходимостью для появления человека во Вселенной.

Ни магнитные бури, ни солнечные пятна, ни влияние звёзд, ни законы классовой борьбы и смены общественно-экономических формаций, ни другие «законы общественного развития», ни какой-либо «комплекс» или аффект, ни дурная генетика не оправдывают человека, совершившего дурное дело.

С идейными установками, что мир несовершенен, человек конечен кончиной тела, а счастье состоит в удовлетворении желаний и выполнении планов, наука пытается улучшить мир. В таком умонастроении природа воспринимается как что-то враждебное, что нужно победить, покорить, преобразовать, а другие люди — как соперники или временные союзники для совместной борьбы с природой и другими. Корни такой отделённости человека от природы уходят в Ветхий Завет, а исторически первое явное выражение таких установок принадлежит Френсису Бэкону (XVII в.), автору знаменитого изречения «Знание — сила».Руководимый благой по виду целью — очистить разум от «призраков» или «идолов», то есть заблуждений, — он определил отношение к природе опытного метода западной науки так: «Природу следует загнать собаками, вздёрнуть на дыбу, изнасиловать, её нужно пытать, чтобы заставить выдать свои тайны учёным, её нужно превратить в рабу, ограничить и управлять ею»[5].

Ну что ж, наука выпытала у Природы её сокровенные тайны. И искалеченная Природа уже не любит человека.

Диктатура аналитических методов и привязанность к техническим средствам подавляют способности человека к обобщению, прозрению, вдохновенному наитию. Научная спесь отметает многие знания прошлого как суеверия, сказки. Знание всё больше и больше отчуждается от нравственности и всё больше становится насилием. И хороший учёный, может быть, даже нравственный человек, создавший очередное разрушительное средство, уже не управляет вызванным им джинном и поэтому принимает на себя вину и за последствия.

И у власть предержащих всё больше возможностей делать людей придатками машин, управляемых по отработанным программам.

Но такое давление встречает всё большее противодействие. Огромные и глубокие перемены в науке, которые пытаются включить категории сознания, рассматриваются одними как смена прежнего научного мировоззрения на «новое видение», а другими — как растущее сопротивление обывателя власти науки.

Признаки этого — появление «зелёного движения», снижение престижа точных наук, что видно по конкурсам в технические ВУЗы и снижению уровня абитуриентских экзаменов, рост интереса к религии и всяческим паранормальным явлениям, что является ненормальным, но объяснимым. Когда после пожара на Останкинской башне в Москве на несколько дней вырубилось телевидение, у значительного числа людей это вызвало вместо горести чувство насмешливого удовлетворения. Человек, барахтаясь в электромагнитных волнах, ещё борется за свою свободу.

СВЯЗАННОСТЬ И ГУНЫ

 

 

Человек обычно считает, что поступает по собственной воле.

Еолько вот некоторые условия, или люди, или случайности ему мешают.

Есть столь привычные очевидности, что их не замечают.

Есть столь привычные горести, что за радости их считают.

Привычные заблуждения и предубеждения — за истины.

За свободу — привычные обязанности и привязанности.

Считают свободой потаканье своим желаниям,

«свободный рынок» или «свободу сексуальных меньшинств»,

«свободу собраний и вероисповеданий»

и «свободу мысли», точнее, мысленных бесчинств.

Массовое сознание управляется массовой культурой

и информацией,

что посредством очередных партократов иль деньгократов

и наёмников, получающих от них зарплату,

навязывают мировоззрение, цели и ценности,

выгодные господствующему меньшинству или нации.

Массы же подчиняются по глупости, из страха

или умственной лености,

и из этой массы лепятся подходящие куклы-автоматы.

И человек под прессом прессы

вопит о свободе, «правах человека», прогрессе.

Всё больше человеческих проявлений

попадают под контроль и управление

государственных органов и спецслужб,

монетариев, идеологов и политиков,

коим люди нужны лишь как гаечки да винтики.

И им послушен даже и тот, кто непослушен.

И свобода каких-нибудь хиппи и панков

или имеющих крупный счёт в банке —

это свобода мухи в банке.

 

Русский язык прямо-таки вопиёт о несвободе и связанности личности.

Это тело зачинается в яйцеклетке, состоит из клеток и живёт, пока сердце бьётся в грудной клетке. Плоть под кожным покровом насажена на позвоночный столб и держится на жёстком костяке. В сетчатку глаза попадают образы. В теле находится сеть кровеносных сосудов и сеть нервов, лимфатические и нервные узлы и сплетения, петли жил и кишок. Кожа покрывается сетью морщин.

Человек пишет что-то в тетрадке в клетку, носит рубашку в клетку, здоровается с соседом по лестничной клетке, является работником или клиентом торговой, телефонной, кабельной, компьютерной, железнодорожной или ещё какой-либо сети, занимается сетевым маркетингом. Запутывается в делах, путается в ответах, путает понятия, заплетается языком. Плетёт ерунду или заговоры, сплетничает, попадается в преступную сеть или в сеть интриг. Привязывается к женщине, ребёнку, собаке или прохожему, вступает в любовные связи, сочетается брачными узами. К нему привязывается шпана и навязываются в друзья. Замотанный, плетётся он на работу или домой, включает в сеть электроприборы, добравшись до постели или напившись, отключается. А в свой срок ненужное тело кладут в узкий ящик, опускают в яму, засыпают земляным холмиком и ставят оградку.

 

По санкхья йоге, всё, что относится к области Природы (Пракрити), относится к области несвободы. Порождает её не сама Природа (в смысле первоосновы — прадханы), а действие гун (букв.«жила»,«<вервь»,«связь»), которые, переплетаясь, связывают, запутывают, опутывают Дух. По толкованию Дасгупты, гуны — такие сущности, воздействие которых толкуется как свойство. Сама же Пракрити — это состояние равновесия гун (Виджняна Бхикшу, Йога варттика, 2.19), то есть состояние без свойств, но в котором присутствуют свойства как возможности.

Гуны не воспринимаются как вещества или явления, а вещества или явления являются следствиями их, на основе чего существование гун и выводится. Вечно изменяющиеся и взаимодействующие гуны производят всё многообразие мира.

Представление о гунах имеет огромное значение в нравственности санкхья йоги и, более того, всей индийской нравственности. Соответственно им различаются явления Вселенной и существа, живущие в ней. Саттва проявляется естественностью, лёгкостью, добром и счастьем. Раджас (ср. русское «раж») возбуждает, побуждает ко всякому действию или изменению, проявляется беспокойством, стремлением к удовольствию, борьбой и страданием. Тамас мешает действию тяжестью, недвижимостью, инерцией, безразличием. В богах преобладает саттва над раджасом и тамасом, в человеке больше тамаса, чем в богах, но меньше, чем в животных и растениях, в которых тамас преобладает[6]. Нравственное совершенствование состоит в уменьшении безвольного и бессознательного тамаса и раджаса, являющегося главной побудительной силой страдания, и возрастании саттвы.

Хотя гуны действуют в каждой области нашего существования, они соответственно воздействуют на три человеческих проявления: ум (его синонимом часто является саттва), течение жизни (раджас) и тело (тамас). Мир также предстаёт в соответствии с нашим раздробленным умом и восприятием преимущественно плотским, чувственным или мысленным. Например, современная психология грубо подразделяет ум на три части: сознание, подсознание и бессознательное. Очень легко рассматривать эти определения как устойчивые качества или особые области ума. На этой же ошибочной почве вырастает представление, что подсознательное (низшее сознание) и бессознательное (над-сознание) совершенно обособлены одно от другого и почти недоступны сознательному восприятию и пониманию.

По их соответствию гунам природы различаются человеческие поступки.

«Если человек, совершив, совершая или намереваясь совершить какое-либо деяние, стыдится, учёным должно считать это имеющим признаки качества темноты (тамас).

Но если кто либо желает достичь в этом мире каким-либо деянием громкой славы и не печалится при неудаче, это должно считать признаком страсти (раджас).

Что он всем сердцем желает узнать, что не стыдится делать и чём его душа радуется, это имеет признаки качества благости (саттва)» (Законы Ману, 12.35-37).[7]

Если для души гуны являются связывающими путами, для личности — верёвочками, за которые дёргают её как марионетку, то для сознательного человека сплетение гун, как верёвочная лестница, может помочь взобраться на ту высоту, с которой можно прыгнуть к совершенной свободе.


 

[1] Пер. Иннокентия Анненского.

[2]В свое время наши индологи пытались переводить ахамкара словами «яйность», яйство», что очень близко этимологически. Но не привилось — из-за приниженного положения нашего языка, непонимания его творческой роли и боязни показаться «ненаучным».Слова ячество . Даль), собьство удачны по смыслу и строению (первое созвучием еще и намекает на ячейку, которой становится в мире осознающее себя отдельным существо), но выглядят иногда (и пока) несколько искусственно. Если уж не использовать,то, чтобы вникнуть в смысл понятия, подходяще словообразование «якость», так как в русской речи есть слова «яканье», «якать» , а в древнерусском «<яко» – как, что придает слову оттенок кажимости. Чтобы не лишаться многих оттенков слов ахамкара и эго, в зависимости от контекста мы иногда будем использовать подобные русские соответствия.

[3] Почти дословное совпадение с выражением Канта «Только то, что я делаю сам, по собственной своей воле, есть благо подлинное».

[4] Нет-нет, это не выпад против теории эволюции, которая является одним из проявлений великого Знания о развёртывании самосущей (svabhāva) Природы, а против её упрощенцев, ссылкой на неё оправдывающих сведение человека до животного. Впрочем, ещё большим упрощенчеством является и теория о  создании мира неким великим батюшкой-Творцом.

[5] Цит.по:Гроф С.Путешествие в поисках себя. — М., 1994 — С. 278. Подход и словарь Ф. Бэкона вполне в духе одной из его должностей — королевского генерального прокурора. Что показательно: наука и юриспруденция — две главные составляющие западной культуры.

[6] «Распределение» живых существ по гунам в аюрведе, следующей санкхье, читатель может найти в нашей книге: Мартынов Б В Аюрведа: мировоззрение и применение. — М., 2000 — С. 354-356.

[7] Отметим,что похоже подразделяются эмоции и в современной науке.