СВЯТКИ
Зимние праздники солнечного света.
Святками, Святыми вечерами, Колядой называлось у славян время зимних праздников, вроде рождественских каникул в Западной Европе, а теперь и у нас. Древнее значение, этого слова, относящееся ещё к славяно-балтийской общности и которое не смогло искоренить «грецкое христианство»,— праздник вообще (у белоруссов – святок, у латышей svetki). Святками называли две недели после Рождества, неделю после Пасхи и неделю после Троицы (Зелёные святки), а у тех же белорусов заключительный день Святок — Крещение — назывался Святоха.
Но почему именно за временем самых тёмных и долгих вечеров и ночей особо крепко пристало слово «Святки»?
Не исключено, что эти праздники сохранились с индоевропейской древности. Древнее индоевропейское происхождение святочных праздников предполагал ещё в конце XIX в. русский этнограф М. Забылин, а французский индолог Рену доказывал, что в ведийские времена новый год начинался с зимнего солнцестояния.
Ночь с 21 на 22 декабря, после которой начинался солнцеворот, и день прибывал, издавна отмечалась у многих народов. Считали, что слабеющее и умирающее до этого времени Светило после него возрождается к новой жизни. По древним представлениям индоевропейцев, в том числе и славян, год делился на два полугодия. От зимнего до летнего солнцеворота, когда солнце всё выше поднимается над горизонтом, считалось благоприятным (северный или высший путь солнца у индийцев, в отличие от южного или пути предков, когда солнце опускается). Это полугодие обладало как бы мужскими и огненными свойствами, а полугодие от летнего до зимнего солнцестояния — женскими и водными.
Дохристианские русские Святки начинались от дня зимнего солнцеворота и длились 12 дней — до "индоевропейского" нового года, а во времена двоеверия и воцарения христианства — до Рождества по юлианскому календарю, и каждый день их означал месяц года. Тут надо понимать, что в древних обществах солнцеворот узнавали не по таблицам, а "на глазок", то есть когда явное прибывание дня становилось заметным — не точно 21 декабря, а через несколько дней после астрономического солнцестояния — обычно около 25 декабря. Иногда это знание закреплялось какими-то природными метками — в каждой деревне мог быть примечательный камень, дерево и т.п. — и преданием. Поэтому в разных местах Святки могли начинаться в разное время.[1]
В Святки отмечались четыре больших праздника: Сочельник, Рождество, Новый год и Богоявление. После Рождества (рождения младенца Иисуса) народ почёл также необходимым отметить рожениц и повивальных бабок особым праздником “Бабьи каши” (8 января).
По русским народным представлениям, со дня зимнего солнцеворота Солнце (представление его женщиной — самое древнее) наряжается в праздничный сарафан и кокошник, садится в телегу и едет в тёплые страны. С Сочельника солнце идёт на лето, зима — на мороз. “Медведь в берлоге поворачивается на другой бок, а корова на солнышке бог погреет”.
Это был праздник в честь прибывающего солнца.
Новый год пришёл,
Старый угнал,
Себя показал!
Ходи народ
Солнышко встречать,
Мороз прогонять! —
пелось в колядной песне. Да и сами названия главного зимнего праздника — Сочельник и главного обрядового кушанья — сочиво восходят к слову «солнце» (что-то вроде Солнечник). «Солнечное» значение названия видно в ещё одном древнем названии обрядового кушанья — коливо (от коло — колесо, круг, с коим сравнивали солнце), в обычаях выпекания пирожков слончета у поляков и приготовления на Украине 12 праздничных блюд (страв) по числу месяцев солнечного года.[2]Болгары называли декабрь коложегом — месяцем зажигания колеса (коло) — солнца.Святки отмечались славянами как некий пограничный и двойственный праздник: радостный и несколько опасный. И солнцеворот был не просто поворотом солнца на лето. На этом повороте возможно было подтолкнуть, повернуть, изменить природу в благоприятном для человека направлении. Прежде всего, светом. И Святки становились праздником огней, рядом черт схожим с индийским Дивали. Зажигали свечи, факелы, разжигали костры и сжигали целые возы соломы, чтобы помочь своим светом прибывающему солнцу или осветить путь рождающемуся году (в христианстве — младенцу Христу). Стараясь поднять огонь как можно выше и осветить огнями возможно большее пространство, люди стремились помочь Солнцу скорее набрать силу, рассеять темноту, растопить холод и снег. И хотя нынешние торговцы, может быть, ни о каких святочных обычаях и слыхом не слыхивали, но магазины и торговые точки сейчас начинают украшать предновогодними огоньками почти с началом древних Святок, а в Новый Год запускать шутихи и греметь петардами вновь стало одним из любимых развлечений.
Перед праздниками очищали не только тело и дом, но и ум от забот. Перед Новым Годом старались расплатиться со всеми долгами, возвратить взятые на время у других вещи, забрать свои, задёшево продать товар (“для почину”), убрать хорошенько дом. Садовники отряхивали яблони от снега, чтобы летом их не пожрали вредители, кормили скот обрядовой едой, а кур гречкой из правого рукава, чтобы они раньше неслись[3].
Ибо каким будет первый день года — таким и весь год.
Время между двух полугодий — время несколько неясное, тревожное, опасное. Это время пограничья, перехода, переворота. В щелку между двумя временами можно было заглянуть в будущее, что делали посредством гаданий.
Это и время соития двух полугодий. Поэтому в святочных обрядах столь часты возжигание огней и освящение вод, перемена пола у ряженых, изображение свадьбы, игры с половой подоплёкой, гадания о замужестве...
В Святках, может, не совсем добрососедски, но уживалась языческие и христианские черты. Поэтому кое-где первая неделя Святок называлась святыми вечерами, а вторая — “страшными, “погаными” и “нечистыми”, даже Велесовыми днями по имени языческого бога, связанного с миром мёртвых и животным миром.
С вытеснением двоеверия на Руси христианством новогодний праздник зимнего солнцеворота пытались вытеснить мартовским Новым годом (до 1348 г.), сентябрьским (до 1700 г.)[4]. Но в народе они праздниками не считались, ибо не были примечательны астрономически и не соответствовали природным условиям и древней преемственности. А вот празднование Рождества привилось, в частности, из-за близости ко времени древнего Новогодья.А перенос Нового года на январь и государственное разрешение на празднование Святок в виде весёлого карнавала было одним из немногих мероприятий западника Петра, совпавших с народными обычаями.
Но отставание юлианского календаря на день в столетие от солнечного года сместило Святки на время от кануна Рождества (6 января по новому по стилю) до кануна Богоявления (19 января). Однако память о прежнем времени праздника сохранялась в колядках: “Пришла Коляда накануне Рождества”. Вечер накануне Нового года (Авсень, Овсень) был переименован в Васильев день[5]., скрыв древнее название его созвучием с именем одного из отцов церкви. Даже Мороз в колядках получил отчество Васильевич.
Как же праздновали Святки на Руси?
Святочные вечера были, пожалуй, самым весёлым и свободным временем года для крестьян. Закончены все хозяйственные работы, заготовлены припасы: грибы, ягоды, орехи, варенья, соленья и хмель для пива. Работать, особенно после темноты, не позволялось.
Во время святок идёт пир горой. Не зря предновогодний вечер у малороссов и белорусов назывался Щедрым вечером или Щедрухой. К новогоднему ужину готовилась обильная скоромная еда, так как верили, что наесться досыта в первый день года — значит обеспечить сытость на весь год. Во многих местах устраивалось общинное угощение, и любой приходящий мог отведать новогоднего («кесаретского») поросёнка.
На обычной колядовой трапезе русского крестьянина стол накрывали тонким слоем сена, по сену посыпали зерна хлебных злаков, сверху расстилали скатерть и на неё ставили кутью и другие злаки.[6]Готовили обычно нечётное число блюд. Обязательной едой на Святки была кутья — круто сваренная каша, чаще из пшеницы, ячменя, а позже риса, политая мёдом. В Полесье кутьёй также назывался ужин в Сочельник с эпитетами “голодная”, “постная” или “первая кутья”. Русские, кроме кутьи, готовили также блины и овсяный кисель.[7]
Такая обрядовая еда роднит Святки с поминками. Комочки кутьи предлагали умершим предкам (родителям) и различным сверхъестественным существам. Этот обычай, опять же, схож с древним ведийским, в котором поминальные обряды предкам также включают подношение рисовых комочков (пинда). Поминание предков осталось обязательной частью святочных обрядов и у православных, и у старообрядцев, например у гребенских казаков на Северном Кавказе. У южных славян в Сочельник выпекали хлебы с изображениями глаз, означавшими умерших родственников, видящих особым зрением.[8]
За неделю до Святок составлялись один или несколько кружков, выбиравших себе знатока и учителя песен и обрядов, а также вожака или главаря, которому полагалось подчиняться во время обходов и шалостей. Прятались по овинам, ригам и баням или в нанятой в складчину «жировой» избе для посиделок, разучивая песни и роли, готовя костюмы. У терских казаков в предсвяточную неделю девушки ночевали в домах подружек и, устроившись на полатях, слушали святочные песни старших. Потом исполняли их сами, а старые проверяли, умеют ли молодые колядовать, славить и т.д. Такое учительство сохраняло преемственность мировоззрения.
С Сочельника начиналась гульба на посиделках и на улицах, гадания, приметы, игры, переодевания... Даже старухи слезали с печей и полатей, и около них собирались кружки слушающих рассказы, былины, старины. Самые бойкие старушки рядились в шишимор, кикимор, мар.[9] В рванье и с клюкой они садились на полати или на балку, свесив ноги, и пряли пряжу, как греческие мойры — нить судьбы, поглядывали оттуда на веселящуюся молодёжь и били клюкой смельчаков, хватавших их за ноги.
И такая «античность» в русской деревне – не случайная схожесть. Слово коляда производят от римского «календы», как назывались дни близ новолуния каждого месяца, в которые обычно расплачивались с долгами. И у нас ныне некоторые стараются перед Новым Годом отдать долги, заплатить налоги...
А святочный обычай ряженья в козу и лошадь, хождения колядовщиков «с козой» или «кобылкой» («бесовскими кобылками», как честили это христиане), возводят к эллинским дионисийским праздникам и римским сатурналиям. Тем более что Дионису посвящались бык и козёл. Но в свете нынешних исследований латино-славянских связей первенство римлян не столь уж неоспоримо. Вполне допустимо, что заимствование обратное — от праславян.
Возможно, название Коляды и содержание колядных обрядов настолько древни, что относятся ко временам соседства латинов и праславян (сабинян, этрусков, венедов?) в Италии.
Тем более что обрядность восточных славян и некоторые игры уходят в прошлое, по меньшей мере, на четыре-пять тысяч лет, во времена индоевропейской общности. Во многих, разнесённых пространствами и временем, народах был или ещё сохраняется один древнейший обычай, приуроченный к зимнему солнцевороту — обрядовое сжигание колоды. Это бадний день у южных славян, souche de noel (пень-сушняк новогодья) во Франции, а в Провансе calendeau,улеттов — blukku wakkar (вечер чурбана). Эта колода у южных славян называлась бадняк, у болгар коледо, у чехов koleda. Некогда из этой колоды добывался трением священный "живой огонь". Его зажигали в честь солнца и чтобы помочь ему победить самое тёмное время.
Как правило, заимствует что-то из чужой культуры сначала верхушка рода-племени и население городов, где жизнь подвижней и переменчивей, а торговых и культурных связей с чужестранцами больше. Коляду же справляли в разных местностях — от граничащих с католическим миром Малороссии и Полесья до глухих деревень Русского Севера — и больше в сельской местности, где население и обычаи устойчивей. Так что, вполне вероятно, древность праздника идёт не от Древнего Рима, а от древнеарийской общности.
Святочные обряды и игры хранили и воспроизводили древние предания. Вот игра «в оленя» или «в быка». Наряженный быком парень прикреплёнными к горшку настоящими рогами бодал девок, «чтобы было не только больно, но и стыдно».[10]А в конце игры один из парней «убивал» быка, разбивая горшок поленом-палицей. Так в глухой русской деревушке разыгрывалась мистерия, подобная мифам об убийстве быка солнечным богом Митрой и быкоголового Минотавра — героем Тесеем, связанным с переходом точки восхода солнца в созвездие Тельца (примерно 3000 лет до н.э.).
“Ходили козла петь”, в частности, для того, чтобы магией обеспечить будущий урожай («где коза ходит — там жито родит»). Но обряды «с козой» или «кобылкой», были также и отражением образов и событий звёздного неба — приближения Солнца к созвездиям Овна и Капеллы (по-гречески «козочки»).
Предполагают, что в дни новогодних заклинательных Святок обязательно исполнялись эпмческие произведения, вспоминали дела старого года, гадали о своей судьбе в будущем и устремляли всю силу своих магических заклятий на благополучие в новом году.[11]
Самым главным действом Святок были колядкиили щедровки , а на русском Севере — виноградья. Обычно было три колядных обхода — в Сочельник, в Новый год и на Крещение.
Вот как описывает их “пасичник” из гоголевской “Ночи перед рождеством”. “Колядовать у нас называется петь под окнами накануне рождества песни, которые называются колядками. Тому, кто колядует, всегда кинет в мешок хозяйка, или хозяин, или кто остаётся дома колбасу, или хлеб, или медный грош, чем кто богат. Говорят, что был когда-то болван Коляда, которого принимали за бога и что будто от того пошли и колядки. Кто его знает? Не нам, простым людям об этом толковать. Прошлый год отец Осип запретил было колядовать по хуторам, говоря, что будто сим народ угождает сатане. Однако же если сказать правду, то в колядках и слова нет про Коляду. Поют часто про Рождество Христа; а при конце желают здоровья хозяину, хозяйке, детям и всему дому.
Для “новых людей”, как называли себя христиане, безоглядно порывавших с прошлым, все языческие обряды виделись как разгул нечистой силы. И поп, в общем-то, верно видел, что в колядках слишком много нехристианского. Что колядовать и колдоватьблизки не только созвучием. Что вифлеемская «звезда» с которой ходили на Святки и Рождество ряженые, колядовщики, славильщики или христославы», произошла не от евангельской истории о Рождестве Христа, а была заменой изображения Солнца. Что колядки напоминали о родстве человека с природными стихиями и его «вселенскости» и обожествляли его.
Вставай с постели, открывай двери,
Застилай столы, клади пироги.
Ой, будет к тебе троечка гостей.
Первые гости — жаркое солнце.
Другие гости — ясен месячко.
Третьи гости — дробен дождичек.
Так что не только к Владимиру Маяковскому являлось на дом солнце...
Щедро славили хозяев, не боясь перехвалить.
Хозяина величали месяцем, хозяйку — солнцем, детишек — звёздами, что входило в круг обрядовых священнодействий солнечного почитания. Образ хозяина в колядных песнях имеет явно солнечные черты:
У Кирея-то Митрича
Золотая борода,
Золотая борода
Да позолоченный усок,
Позолоченный усок,
По рублю-то волосок!
Эта золотая борода хозяина напоминает индоарийский облик златовласого бога Солнца: «И этот золотой пуруша, который виден в солнце, с золотой бородой и золотыми волосами, весь до кончиков ногтей сияет, как золото» (Чхандогья упанишада, 1.6.6—7).
Уподобление хозяев солнцу, месяцу, звёздам «является высшей формой восхваления и пожелания благополучия и связано в самих истоках своих с новогодней обрядностью как обрядностью возрождённого солнечного светила».[12]Славление и благопожелания на Святки были как бы даром благословения и сотворением этого благополучия, ибо славянам в древности, как и ведийским ариям, была свойственна вера в творческое могущество слова.
Повсеместно колядующие или щедрующие ходили по домам с мешочком семян пшеницы, ржи или овса и рассыпали семена по избе с присловьем: «Сею-сею, посеваю, с Новым годом поздравляю! Уродись, боже, на всякую долю и горох, и чечевица, и пшеница».Это должно было обеспечить будущий урожай. А за это то ли просили, то ли требовали: «Дайте нам кишку (колбасу) с локоть, чтобы семерым не слопать», «Дайте ковбасу, бо вам хату разнесу» А в присловье “дайте коровку, масляну головку” и в выпекании под Рождество обрядового печенья в виде коровы скрыта память об арийских обычаях. Это замена настоящей коровы, которую некогда дарили мудрецу или святому, что должно было принести благополучие дарующему. Достаточно вспомнить индийский обряд “ дара коровы” учителю или жрецу. Славление и благопожелания на Святки были как бы даром благословения и сотворением этого благополучия, ибо славянам в древности была свойственна вера в творческое могущество слова.
Сто бы тебе коров,
полтораста быков!
По ведру бы те доили
Всё сметаною!
На реку бы то ходили
Всё наигрывали![13]
Похожие на колядки действия происходят на юге Индии в близкий по времени праздник Солнца санкранти. Там также повсюду жгут праздничные костры. Желающие обходят дома деревни с украшенным цветами горшком на голове, желая благополучия хозяевам. За это хозяйка должна насыпать в сосуд риса.
Общеславянские представления, что благосостояние семьи в следующем году зависит от щедрости к колядующим, исходит, видимо, из древней веры в то, что человек поддерживает миры жертвой. В колядовании проступает и древний доденежный вид экономических отношений: требование даров и распределение их среди получателей поровну. Но покупать что-либо полезное на полученные деньги обычай запрещал, дабы не превращать праздник в наживу.
Но могли и пропеть прижимистому:
Не дашь пирога -
Мы корову за рога.
Не дашь кишку
Мы свинью за виску.
Не дашь блинка -
Мы хозяина в пинка[14].
К обрядам плодородия и плодочадия, прежде всего, относилось «хождение с козой». На любое действие или падение козы малороссы припевали
Дайте козе сала.
чтоб коза встала,
кусочек сала билого,
чтоб коза побигла[15]
Те же игры с силами плодородия, например, у болгар в дружинах колядовщиков, выступали, как правило, в виде взаимоотношений двух главных действующих лиц: «старца» с огромной палицей-фаллосом и «бабы» (иногда переодетого парня). «Старец» смешит зрителей, делая вид, что протыкает «бабу» своим «орудием». А «баба» играет то молодицу, то старуху, то пьяную, то прикидывается больной, но при этом — не прочь... Такие же два главных персонажа у индийцев в народных праздниках холи или шимга, посвящённых солнечному божеству Пушану.
Любой гость на Святки становился священным. Перед ужином хозяин выходил на порог дома и торжественно приглашал души умерших родственников, или природные силы (мороз, ветер, тучу), или животных (медведя, волка, птиц, даже блох).
Откладывание от каждого блюда в особую миску, бросание пищи в углы дома, в печь или за окно, оставление на ночь остатков еды на столе или блинов в хлеву или овине имело целью накормить и задобрить домовых, и вообще любых существ, чтобы они помогали или (как например, блохи) не мешали в остальные дни.
И запрет подметать и особенно выносить мусор на Святки, видимо, также связан с поверьем о присутствии благожелательных этих существ в доме, — чтобы не вымести с ними богатство, удачу, здоровье.
Святки были днями, когда общение с потусторонним миром было особенно легко, когда с того света приходили души умерших.
В обычаях русских крестьян приглашать на Святки священника, природные силы, животных, поминать родителей (умерших предков), дарить и угощать людей и скот можно видеть все составляющие индуистской пятеричной жертвы (панча яджна) — почитания гуру, богов (которых Шанкара понимал как природные силы), людей, предков, животных.
Карнавальный нрав Святок, особенно новогодней ночи, выражался также в обычае озорных шуток. «Торговали мукой» — придут с мешками в избу и высыплют посреди горницы кучу снега, а следом другая ватага, «с рыбой» — кучей сора. Заваливали ворота и двери изб дровами, боронами, всяким хламом. Снимали ворота, вливали воду в трубу или затыкали её облитым водой сеном. Крали со дворов повозки и утварь и сваливали где-нибудь за деревней в кучу, ещё и перепутывая при этом.[16]
На игрищах и посиделках был обычай рядиться «покойником», «умруном», «смертью» и исполнять пересмешливые отпевания. Носили по избам «покойника» в саване, спрашивая хозяев: «На вашей могиле покойничка нашли — не ваш ли прадед?». Кто-то в смехе над смертью может усмотреть глумление и кощунство, но это было её преодоление. Не в пример западноевропейцам, мы сплошь и рядом шутим по поводу смерти и играем со смертью, привыкая не страшиться могущей прийти в любой миг курносой. «Смерти бояться — на свете не жить».
На эти шалости могли обижаться, браниться, но зла не держали. Ибо участники колядных обходов и ряженые(«покойники», «кудесники», «страшилища», «оборотни», «буки», «кикиморы») воспринимались как гости и посланцы из потустороннего или животного мира, и мерки разрешённого и приличного для них были весьма снисходительны.
Такая терпимость к «бесовским» козням и озорству обосновывалась поверьем, что Господь радуется рождению своего сына и отмыкает ад, откуда вырываются проказить сонмы бесов и чертей.[17]
Эдакий Хэллуин! Свой и не хуже.
Ещё бы! Такие страсти-мордасти!Вот «бука» — «лицо обмазано сажей, на голове рога, на ушах лохмотья, во рту папироса огнём внутрь рта; вот и настоящий черт с хвостом, весь обтянутый чёрным коленкором; вот шаман в тунгусском платье, с бубном в руках... вот кто-то обшил себя медвежиной и ходит себе на четвереньках, приседая для отдыха на задние лапы; вот арлекин, но с маскою до того отвратительною и страшною, что смотреть невозможно. И остальные тоже наряжены. Их пляс идёт под удары бубна и своеобразные свистки, писки, трески и т. п.»[18].
А сколько заботы о мёртвых в удивительно тёплом святочном обряде, называвшемся «греть покойников» или «родителей»! Среди двора наваливали с воз или даже больше соломы и в благоговейном молчании зажигали, чтобы мёртвым не было холодно лежать в рождественские морозы в мёрзлой земле. Село при этом было залито морем света.
Так в самые тёмные времена и жестокие морозы мы пытаемся согреть своим огнём и этот мир, и даже тот.
Нас влечёт необычное, чудесное, скрытое. Хотим заглянуть — что там, в будущем?
Гадания — это первоначальные, впоследствии вырожденные упражнения для познания за очевидным скрытого, будущего.
Святочные гадания восходят к древней магии индоевропейцев.
Настали святки. То-то радость!
Гадает ветреная младость,
Которой ничего не жаль,
Перед которой жизни даль
Лежит светла, необозрима.
Гадает старость сквозь очки
У гробовой своей доски,
всё потеряв невозвратимо. (А.С. Пушкин)
Гадали, как правило, «до петухов» у бань, овинов, на перекрёстках. Самым верным считали гадание под Новый год, «если гадать, сняв крест, пояс и не благословясь».
Некоторые приёмы святочных гаданий похожи на римские, другие схожи с созерцательными приёмами в индийском наследии. На Анисью-желудочницу резали гусей, а по потрохам (печени и селезёнке), как римские гаруспики, гадали, какова будет зима. Сверхсознательное состояние для гаданий вызывали, например, неотрывно глядя в зеркало с целью увидеть там образ желаемого, что существует как садханав Индии.[19]Или слушая в ночной тиши звуки сквозь щель в бане или овине (своеобразный приём йоги звука — нада йога). Или быстрым кружением на пятке одной ноги или вокруг кола, подобно «вертящимся дервишам» и шаманам (кроме того, так иногда делают дети).[20]
Девушкам же важнее всего было узнать о ряженом-суженом и скоро ли замужество.[21]
Способов девичьих гаданий было такое множество, что здесь мы можем лишь упомянуть некоторые. Но вместо скучного перечня перечитайте лучше V-ю главу “Евгения Онегина” или балладу “Светлана” Жуковского:
Раз в крещенский вечерок
Девушки гадали:
За окошко башмачок,
Сняв с ноги бросали.
Снег пололи; под окном
Слушали; кормили
Счётным курицу зерном,
Ярый воск топили.
В чашу с чистою водой
Клали перстень золотой,
Серьги изумрудны;
Расстилали белый плат,
И над чашей пели в лад
Песенки подблюдны.... и т.д.
На Русском Севере девушки приходили ночью в баню или в ригу и завернув подол на голову, пятясь входили в темноту в обнаженным задом, приговаривая: “Мужик богатый, ударь по жопе рукой мохнатой!” И если казалось, что прикасается мохнатая рука — жених будет богатый, без волос и жёсткая — бедным, а если мягкая — жених будет с мягким нравом.
И вышучивая мечту о суженом, в Святки по домам ходили сваты-обманщики. Однако праздники были временем не только шуток по поводу свадеб, но и настоящего сватовства. На посиделках и игрищах молодёжь знакомилась и сближалась. В последний день святок на Вологодчине устраивали смотрины невест, называвшихся славушницами или славнухами. Наряженные и разрумяненные, девушки выстраивались у церкви или на городской площади, а парни со своими матерями приглядывали суженых.
В последний день Святок на “проводах” Коляды (зимы, старого года), “изгнании кутьи” и т.п. выполнялись очистительные обряды. Канун церковного праздника Богоявления (18 января н. ст.) назывался «свечками», а сами Святки заканчивались водосвятием. В этот день считали священной не только воду из церкви, но и воду рек и озёр. Освящали даже водоёмы (так называемая иордань), что мыслилось как изгнание из них нечистой силы. Вода из проруби в канун Крещения считалась целебной, в которой не простужаются. А ряженые, надевавшие «хари», «рожи», «личины», купались в проруби для очищения от греха лицедейства. В особом значении обрядов освящения воды и очищения ею от осквернения сказалось влияние исконных верований. И ныне многие ходят в церковь лишь раз в год — взять «святой воды» в Крещение. Верили и верят, что такая вода может стоять годами, не портясь.
Крещенской водой окропляли хозяйственные постройки, а также окуривали их. Святочный мусор вместе с соломой сжигали на дворе, в огороде, в саду в воротах, либо выносили подальше от дома и там рассыпали или бросали в реку.
Человек возвращался в обыденный мир. Но освежённый необычным, вынося оттуда чувство лёгкости, радости, причастности к “миру” мирскому и миру иному.
И если благожелательный читатель этой заметочки хотя бы мельком увидел тоненький лучик из прошлого в будущее — значит, пока не порвана связь времён.
И посему, как говорили колядующие, “дай, боже, тому, кто в этом дому!”
[1] У скандинавов сходные со Святками Йольские празднества наступали в январе и длились три недели. А у финнов, например, после окончания неполного календаря в ноябре новый год вообще каждый двор мог устанавливать для себя сам.
[2] На Руси обычай выпекания и угощения блинами — знаков солнца — стал одним из обрядовых признаков и действ Масленицы. Но блины пекли и в Святки.
[3] Чичеров В.И. Зимний период русского народного земледельческого календаря XVI-XIX вв. // Труды Института этнографии им. Н.Н. Миклухо-Маклая. М, 1957. — С.64
[4] Эти официальные «Новые годы» в народе праздниками не считались, ибо не были примечательны астрономически, шли вразрез с исконным обычаем и не соответствовали природным условиям.
[5] Позже он сдвинулся на 1 января. А древние Авсень, Овсень, Усень этнографы и языковеды возводили к ведийскому корню uṣ — "сиять" и находили их родство с ведийской богиней зари Ушас, древнегерманской Остара, литовской Аустра и т. .п.
[6] Русский фольклор в Латвии /Сост. И. Фридрих. Рига, 1972. — С. 24.
[7] Правда, этнографы отмечали, что готовили обычно нечётное число блюд. То ли это порча обычая, то ли в это вкладывался особый, теперь уже непонятный смысл?
[8] Заметим, что в Белоруссии покойников называли жмуриками (как, впрочем, и нынешние археологи на своём профессиональном жаргоне).
[9] Ещё одно сближение с далёкой Индией: санскр. шишумара, «умертвитель детей», к которым относили водные существа — крокодила, гангского дельфина и скопление звёзд, похожее на дельфина. Мара — могущественный демон, искушавший Будду прелестями марева.
[10] Максимов С.В. Нечистая, неведомая и крестная сила. СПб. 1903.— С. 298.
[11] См. Рыбаков Б.А. Древняя Русь. Сказания. Былины. Летописи. М, 1963. — С. 12.
[12] Чичеров , с. 123-124.
[13] Русская народная поэзия Обрядовая поэзия. М.,1984. — с.32.
[14] Русская народная поэзия Обрядовая поэзия. М.,1984. — С.33
[15] Е.М. Белецкая, Н.И. Великая, В.В. Виноградова (Армавир) Календарная обрядность терских казаков//Этнографическое обозрение, 1996, №2, с.52.
[16] Максимов С.В. Указ. соч. — С. 309.
[17] Славянская мифология. М., 1995. — С. 352.
[18] Миненко Н.А. Культура русских крестьян Зауралья XVIII — первая половина XX вв. М., 1991. — С. 207.
[19] Например, Свами Рамалинга неотрывно глядел на своё отражение в зеркале, пока вместо него не появлялось изображение Шивы.
[20] Поэтому в церковных поучениях, требовавших «с кобылками не ходить», «овсеню и плугу не кликать» объявлялось:
«Всех же играний проклятее многовертимое плясанье».
[21] см. также: Виноградова Л.Н. Девичьи гадания о замужестве в цикле славянской календарной обрядности (западно-восточнославянские параллели) // Славянский и балканский фольклор. М., 1981).